БЕЛЫЕ СКАЛЫ

Глава 17

...На горизонте клубились черные тучи. С заходом солнца влажный ветерок принес легкую прохладу. По ночам сверкали зарницы. Жители Лучистой Поляны с тревогой ждали дождя. Сейчас он был никому не нужен. На полях еще оставался несжатым урожай – яровая пшеница, ячмень осыпался, ждал очереди овес. На открытом воздухе лежал на току горох на семена, неочищенная рожь. Кучки соломы ждали, пока их соберут. В деревне наступила такая пора, когда люди разрывались на части. В такое время невозможно сидеть сложа руки. И Азат, перешедший в пятый, вместе с Минлегаязом и остальными друзьями помогали старшим, подолгу задерживаясь на току. Лопатой подбрасывали на погрузчик зерно. Перелопачивали, чтобы оно не загорелось. Грузили, разгружали, насыпали и оттаскивали мешки. Помогали женщины, старики, подростки.
Но главная работа была на мужиках. Комбайнеры работали день и ночь; шоферы беспрерывно гоняли машины, груженные хлебом. Мужчины сгребали солому, боронили и пахали. На колхозном току тоже трудилось немало мужчин.
Но были и другие. Здоровенные мужики, зацепив за ухо карандаш, подсчитывали, сколько привезено с поля и отправлено хлеба. В амбаре, в караульном доме, на весах, возле каждой кучи зерна проворные мужики заполняли бумаги. Ставили витиеватые подписи, шлепали печати, щелкали костяшками счетов. Мужики озабоченно ходили взад и вперед с деловым видом. Мимоходом заигрывали с молодками, тащившими мешки, норовили притиснуть где-нибудь в углу.
Мужики успевали и побеседовать в караульном помещении, что у входа на ток. Находилось время и на анекдотец. В караульное помещение заходили с деловым видом. Ноги сами так и несли их сюда. Поднимали по стакану за нынешний урожай, за здоровье, за то, чтобы погода стояла хорошая, чтобы настроение было веселое.
Они подмигивали даже Азату, который заметно вытянулся за последнее время.
– Что ты там с женщинами мешки таскаешь, заглядывай к мужчинам, – шепнул как-то Азату Заведующий. Сейчас он был завом поставленной на ремонт и забытой зерносушилки. Зав не забыл и про Минлегали – взял его к себе учетчиком.
– Айда, – сказал Зав Азату по-свойски, – пропустим по маленькой.
Азат не знал, что и ответить. Не будешь же повышать голос на человека в возрасте отца. Он отрицательно мотнул головой, нельзя, мол.
– Дождь может хлынуть – хлеб без присмотра промокнет, – вымолвил мальчик наконец. А то подумает, что язык проглотил.
– Зерно еще ни разу не оставалось без присмотра, – сказал Зав наставительным тоном.
– Давайте лучше поможем женщинам, ведь мешки тяжелые... – неожиданно проговорил Азат басом.
– Женщины вынесли все. Мужчин надо держать в курсе научных данных, – сказал весовщик, подойдя к ним.
– Ну, кто слетает? – спросил учетчик, дескать, я-то не могу, есть дела поважнее. Мужики переглянулись. Как же так, каждый из них занимал важный пост, был уважаемым человеком. Они кивнули на шофера самосвала, который привез с поля ячмень.
– Отстаньте, – сказал шофер, высовывая из кабины голову, – комбайны ждут. Дело стоит.
Мужики вслед за Завом язвительно рассмеялись.
– Работа не волк, в лес не убежит, ее и после смерти на три дня останется, – улыбнулся учетчик.
– А вот этот чем не молодец? Ему что, одна нога здесь, другая там, – повернулись они к Азату.
– А кто будет мешки таскать? Председатель увидит, он вам покажет, – попытался отвертеться Азат.
– Вот напугал, – сказал весовщик насмешливо.
– Председатель и парторг двинулись по делам в район, – заметил всезнающий Зав.
Азат поспешил удрать к носившим мешки женщинам и подросткам. Ему навстречу попался Микэй. На Азата он даже не обратил внимания. Прошел мимо, направляясь прямо к мужчинам.
Зав был по-своему авторитетным человеком. К его словам многие прислушивались. Он как-то умел устроить дела так, что никто не оставался внакладе.
Вот и сейчас возле него остановилась вдовая женщина.
– Что тебе, Фатима...
Вдова растерянно переминалась на месте.
– Ох, добрый человек. Научи уж ты меня, глупую, как подступиться.
– Конкретно, тетушка Фатима, что тебе надо. Конкретно.
– Да вот сено бы привезти...
– Чем возите сено, тетушка Фатима?
– Машиной, сынок, машиной.
– Что нужно для того, чтобы нашлась машина, тетушка Фатима?
– А, знаю, сынок, знаю... Будет, все будет.
– На какой делянке у тебя сено?.. Ну мне-то ни к чему запоминать. Не я же сам поеду. Ты напиши на бутылке, на нее специально и бланк приклеивают, чтобы наряд можно было писать. И не забудется, и не потеряется. Так ведь, тетушка Фатима!..
– Знаю, сынок, знаю – не раз уж приходилось писать такие наряды. – Тетушка Фатима ушла, отряхивая передник.
Зав вместе с верными людьми прошел на свое рабочее место – к сушилке, стоящей на ремонте. Это сооружение выделялось на току своей высотой, таинственностью и располагалось в тихом углу. Без разрешения Зава появляться там было строго запрещено. Порядок прежде всего. Двери заперты, открываются доверенным людям. Пароль – звон бутылки!
Первым прошел сам Зав, за ним остальные. При каждом шаге в карманах переливчато булькало, лица расцветали в предвкушении радости. Сразу за дверью начиналась лестница, ведущая вверх. Не простая какая-то там лестница, а ступеньки, сложенные из бутылок. Целая гора, почти до потолка. Ну и мудрец этот Зав. Без цемента и гвоздей сложил этакую пирамидищу. И восседает сам как фараон, на самом верху. Оттуда он изрек назидательно:
– Нет фундамента лучше бутылок, парни! Наши бутылки переплюнут и пирамиды и башню Сююмбикэ! Пирамиды застыли в безжизненном безмолвии. А Сююмбикэ совсем крениться стала. А наши бутылки звенят себе. И не кренятся, и не застыли, стоят уверенно и твердо. Бутылки – лучший фундамент, парни! Те, кто думает, что это лишь посуда, в которую налита жидкость, ошибаются, ох как ошибаются!
Бутылка все достает и всех объединяет. Но бутылка и поднимает наверх. Ну это-то знает любой дурак... А сейчас слушайте сюда. Четвертое, и это знает лишь Зав, бутылка – незаменимый материал для фундамента как материального, так и духовного. Фундамент, скрепленный бутылкой, не кренится и не падает, парни. Так пусть живет и здравствует бутылка!..
– Да здравствует бутылка!.. Да здравствует наш Зав... Долго разносилось эхо радостных возгласов, сливаясь со звоном стаканов.
Тучи, блуждавшие на горизонте, сгустились. Налетел сильный ветер – предвестник грозы. Женщины стали торопливо накрывать зерно. Находившийся под открытым небом семенной горох стали спешно перетаскивать в закрытый амбар.
Вдруг резко сверкнула синяя молния, и вслед за ней прогремел оглушительный гром. Степной ветер погнал перед собой тучи. Ветер пытался сорвать брезент с зерна, взвихрил шелуху, сваленную в стороне. И начался ливень. Женщины с визгом поспешили в укрытие. Старик Сулейман, которому шел девяностый год, бросил метлу и засеменил к амбару. Даже Микэй забеспокоился, прибежал поскорее к сушилке.
Мальчишки по зерну забрались под самый потолок. Азат успел укрыться под карнизом караульного помещения. Он ждал момента, чтобы перебраться к ним. Вдруг он увидел, как кто-то во всю прыть несется из деревни к току. Видимо, что-то случилось, коль в такой момент человек пустился сюда, несмотря на ветер, молнию и дождь. Оказывается, это только что отлучившийся с тока весовщик. Сгорбившись, он нырнул к Азату. Запыхался, промок до нитки... А настроение отличное!
– Успел... – проговорил он, спеша поделиться радостью.
– Да на тебе сухого места нет, промок до нитки, – пожалел его Азат.
– Да чего там, – отмахнулся весовщик. – Это все пустяки, в магазин успел. – И он выразительно щелкнул пальцем по кадыку.
Азат кивнул головой, мол, понял.
– Наших не видел? – спросил весовщик, который все еще не мог отдышаться.
– Кого?
– Зава и учетчика.
– Нет, не видел.
– А Микэя?..
– Микэй побежал вон туда, – сказал Азат, показывая рукой в сторону сушилки.
Весовщик, не раздумывая, припустился к сушилке. Даже луж не обходил, так и пер напрямик.
Душу Азата стал мучить вопрос: «Почему это весовщик спросил про Микэя?..» За вопросом потянулось любопытство, любопытство подтолкнуло и его самого в ту сторону. Перешагивая через лужи и ручейки, он устремился к дальнему тихому углу тока, где стояла сушилка.
Азат вошел в оставленную приоткрытой дверь и не поверил своим глазам. Пирамида бутылок до самого потолка. А наверху веселилась в свое удовольствие неразлучная троица – Зав, весовщик и учетчик. Перед ними стояли еще не успевшие опустеть бутылки и один на троих стакан. Разорванный руками копченый гусь, круглый хлеб с отломленной краюхой. И... мальчика как будто пронзила молния. У основания пирамиды всем своим большим сильным телом трясся Микэй. Он лакал из консервной банки, стоявшей перед ним. Рабски лизал, позабыв обо всем на свете...
Шелест дождя нарушил хриплый голос весовщика:
– Шеф, дорогой, шеф... Как ты говоришь, скажи еще разок, а шеф...
– Память у тебя девичья, – засмеялся Зав. – С такой памятью тебе не водку, а воду пить, а то совсем ее лишишься, – ответил низкий голос Зава.
– Ну прошу тебя, дорогой, последний разок.
– Ну ладно, слушай да вникай. Если сядешь с кем-то за бутылкой, между вами уже невозможно оставить расстояние. Не скупишься на водку – останешься свободным человеком. Таково веление времени. Понял?..
– Понял, – кивнул весовщик и принялся старательно повторять. – Останется расстояние... купить водку...
– Дурак! – остановил его Зав. – Да не ты, я дурак, что пью с тобой... Ну да ладно, давай опрокинем в честь дураков.
На некоторое время установилась тишина. Потом они увидели Азата, стоявшего у дверей.
– Кто это? – спросил весовщик, показывая большим пальцем на мальчика.
Те двое переглянулись.
– Как это «кто»? Это же Сам! – вступая в игру, сказал Зав.
– Какой еще сам?.. – удивился весовщик, моргая глазами.
– Сам значит Сам, – весело повторил Зав.
Весовщик пьяно мотнул башкой. Ладно, мол, сам так сам. Он лег на бок, опершись на руку, и, открыв рот, стал наблюдать за ворковавшими под крышей голубями.
– Шеф, а шеф... Повтори-ка в последний раз!
– Что еще? – не понял Зав.
– О водке.
– Вот идиот, совсем допился, – рассердился Зав. – Больше ничего не получишь.
– Нашелся еще какой-то Сам, – пробурчал учетчик и принялся читать «наряды», записанные на этикетках бутылок. «Привезти бы дрова из леса. Твой дядюшка Габдрахман», «С горы спустить камень на фундамент для дома. Твоя сватья Файруза...»
Зав занялся делом, умело присоединяя к пирамиде опустевшие бутылки. Когда получилось, опрокинул на радостях почти полный стакан. Закусил копченым гусем... Через некоторое время снова повторил.
– Эй, не зевай, твоя очередь, не заставляй ждать, – учетчик толкнул весовщика в плечо. Тот по-прежнему наблюдал за голубями, жадно втягивал воздух открытым ртом.
– Тебя ждать – состаришься, придется взять без очереди, – сказал учетчик.
Козел, напоминая о себе, подошел к подножию бутылочной горы и устремил наверх умоляющие глаза. Его не замечали. Тогда дал о себе знать, постучав копытом по бутылочной пирамиде и тихонько мекая.
- Налей ему полную, – Зав протянул бутылку учетчику. – Не будем Самого заставлять ждать.
Вперевалку спустившись с вершины бутылочной горы, учетчик булькнул водку в консервную банку. Азат вздрогнул и, не помня себя, закричал:
- Что вы делаете, нелюди!
Но его как будто совсем не слышали, словно его и не было здесь. Учетчик как спустился по лестнице, сложенной из бутылок, так же ловко полез обратно под хрустальный перезвон. А козел принялся, причмокивая, лакать из банки. Азат потянулся к банке и хотел вылить ее. Как посмотрел на него Микэй!.. «Ну подходи, подходи, – читалось в налитых кровью глазах, – может, у тебя две головы». Огромные черные рога угрожающе накренились. Азат отступил.
– А я где-то видел тебя, – ткнул в Азата пальцем учетчик, забравшийся на вершину бутылочной горы. – Видел...
«Минлегали абый, остановитесь, что вы делаете... Минлегали абый, я же ваш сосед», – хотел крикнуть Азат, но из его открытого рта не вылетело ни звука. Учетчик, смотревший в упор, действительно не узнавал его.
– Сам! – значительно произнес Зав, опрокинув еще один стакан.
– Тьфу, тьфу, – вдруг начал плеваться весовщик, так как сидевший под крышей голубь попал ему каплей прямо в рот, отплевавшись, он задышал как выброшенная на берег рыба.
Учетчик, поняв, в чем дело, засмеялся, прикрывая рот, потом смеялся, рыдая от смеха, вытирая обильно катившиеся слезы. Задыхался, тыча в весовщика пальцем. Ржал, держась за живот, скатываясь по бутылочным ступеням.
Зав не смеялся. Заву это не к лицу. Он только улыбался. Весовщик все продолжал плеваться, гостинец голубя, видимо, был действительно горьким.
Микэй постучал снизу копытом по бутылкам. Зав и весовщик не обращали на него внимания. Микэй постучал снова... Его не слышали. А может, уже и не хотели видеть и слышать. Азат хотел отогнать Микэя, но налитые кровью, ничего не видящие глаза вновь отпугнули его. Обхватив голову руками, мальчик выбежал наружу.
В лицо ему ударил свежий воздух. Но руки его словно прилипли к двери, Азат на мгновение задержался на пороге. Его остановил голос Зава, который громко прозвучал изнутри.
– Мужики! А почему бы нам не выпить за здоровье Микэя?..
– Уже пили, – послышался голос весовщика.
– Не важно, выпьем еще!..
– Уже дважды пили...
– Ты кому перечишь? Надо, так выпьем трижды! Трижды! И ему самому налейте, дорогуше. Нельзя его, родного, забывать... За здоровье Микэя!
Учетчик стал пьяно приставать к весовщику.
– Ты что, не ж-ж-желаешь Микэю здоровья?.. Нет-нет, пей до дна... Микэй-дорогуша стоит пятерых таких, как ты...

Облако, словно тюбетейка висевшее над головой, стало медленно смещаться к горизонту. Появилось солнышко. С одного края Лучистой Поляны до другого протянулась радуга. Из-под этого величественного моста односельчане выбежали на ток. Вдыхая полной грудью омытый дождем воздух, они разошлись по рабочим местам. Смеялись, радовались свежим краскам природы, шумели, обсуждали новости – настроение у всех было приподнятое.

Микэй опорожнил еще одну банку. Как быстро кончается этот напиток забвения. И никто не позаботится о нем, никто не поспешит долить опорожненную посудину. Забыли, кто он такой. Козел вышел из себя. Заплывшие кровью глаза все больше косили, тело начало дрожать, мир раскачиваться. Он тупо воззрился на людей. Опять этот ржавый цвет. Жестяная банка ржавого цвета, бутылки ржавого цвета и целая гора ржавчины. Ржавые люди валялись кто где, стонали, ползали, катались. И вдруг неожиданно все запылало в его глазах и приобрело ярко-красный, пламенный цвет. Из жестяной банки, стоявшей перед ним, поднялся столб пламени, из каждой бутылки вырвалось пламя. Всю бутылочную гору охватил огонь. Горели катавшиеся ржавые люди. Огонь перекинулся и на него, он и сам весь пылал... Как странно, так пылать и чувствовать, что становится все холоднее. Он совсем замерз, затрясся от холода.
Ладно бы сам пылал-горел. Но жалко людей, которых тоже бросало из огня в полымя. Люди, люди пропадают! Скоро их станет невозможно спасти. Очнитесь, люди. Желая разбудить спящих, он стал подталкивать их концами рогов. Но тщетно. Они продолжали лежать у подножия бутылочной горы. Он снова принялся толкать их, они катались вместе с бутылками, но не просыпались... Горят ведь, горят, синим пламенем горят. Как бы этот огонь не перекинулся на весь мир... Мир один-единственный, он не должен гореть! Не должен!!! В мире есть зеленый цвет – цвет жизни и молодости! В мире есть белизна – белые дороги, белые скалы, белая мечта о белых скалах! Надо спасти их от огня.
Из сушилки послышались мольбы о помощи, крики «караул», жалобные стоны. Работавшие на току не знали, что и подумать. Сначала растерялись. Молящие голоса звучали все громче.
– Шайтаны объявились? – изумленно крякнул старик Сулейман. Многое повидал он на своем веку, но такого еще не приходилось.
– Шайтаны, кто ж еще, – подтвердил Азат, печально и беспомощно склонив голову.
– Шайтаны... Шайтаны... – загомонили женщины, бросая злые взгляды на сушилку.
В это время там внутри что-то страшно загремело. Землетрясение ли произошло, ударила ли молния, обрушилась ли гора – невозможно было понять. На глазах у всех дверь распахнулась настежь. Из-под катившихся потоком бутылок метнулась большая черная тень. Промчавшись как черная молния, тень бросилась на высокий забор, сооруженный из горбыльных досок. Послышались жуткий грохот и треск, всем показалось, что действительно сверкнула молния – дубовые столбы сдвинулись, толстые горбыли разлетелись в щепки. Глубокая черная яма за забором – все, что открылось изумленным людям. Больше ничего.
– Шайтан, – изумленно ахнул весь народ.
– Не шайтан, то Микэй! – с отчаянием выкрикнул Азат и, не обращая внимания на бутылочные осколки, ринулся к яме.
Бездыханный Микэй нашел свое последнее пристанище на дне глубокой ямы, полной обрезков железа, мусора и осколков стекла. Азат намертво вцепился в сломанный забор, не обращая внимания на изрезанные бутылочным стеклом ноги. Вся жизнь Микэя пролетела у него перед глазами. Вот он малютка, высунувший нежную головку из тулупа, когда его впервые привезли в санях в Лучистую Поляну. Вот насмешливо склонился над упавшим Азатом, как бы говоря: «Вставай скорей, дай я тебя бодну». Вот одиноко и гордо застыл на самом верху крыши, изумляя прохожих. Вот он шествует впереди стада, излучая ясный серебристый свет. Никогда, никогда больше не зажжется он ни для Азата, ни для других мальчишек деревни. Погас дивный свет. Прощай, Микэй.
Вечером Азату не сиделось дома. Он вышел за ток и долго бродил, предаваясь думам. С гибелью Микэя кончились и его беззаботные годы, отлетело мечтательное детство. Как же так получается? Глупо думать, что такое совершенное и безобидное существо заранее было обречено на горькую судьбу!.. Кто-то же виноват в случившемся?
Сердце Азата истерзалось, голова воспалилась от дум.
Вдруг Азат почувствовал, что кто-то, отделившись от садов, приближается к нему. Это была Айсылу апа.
– Азат?.. – удивилась она, растерявшись от этой неожиданной встречи. – Что ты тут делаешь?
– Просто так брожу, Айсылу апа... Не знаю, куда себя деть. А ты куда собралась?
– Я ухожу в Верхний Сонь, Азат, – сказала она смущенно, не зная, куда спрятать узелок, который держала в руках. – Не могу больше...
– Тебе, наверное, больше никогда не захочется увидеть Лучистую Поляну... Айсылу апа? – произнес Азат печально.
– Лучистая Поляна мне как родной дом, Азат, – сказала Айсылу, подойдя совсем близко к мальчику. Видимо, ей хотелось, как прежде, приласкать его. Но передумала, увидя, как Азат вырос.
– Айсылу апа, – сказал мальчик, стараясь спрятать от нее свои глаза. – Видно, больше уж никогда не встретимся...
Желая подбодрить мальчика, Айсылу через силу улыбнулась.
– Ты же, надеюсь, не забыл, что должен приехать за Алсу, – пошутила она сквозь слезы. И посмотрела на Азата долгим взглядом, затем повернулась и торопливо ушла.
Как не похож был этот осенний вечер на тот радостный зимний день, когда на паре коней с колокольчиками приехала в их деревню невестка, уходящая сейчас в темноту по пустынной тропе. В переулке, ведущем в Лучистую Поляну, протяжно-протяжно закричала чья-то одинокая заблудившаяся коза.

Камское лесное хозяйство, 1984