Крушение

23 сентября 1993 года в Москве пролилась кровь. И источники ложной информации (нельзя оценить по-другому работу телевидения, радио и центральных газет) пытались представить это провокацией со стороны Верховного Совета.
Примерно в 9 часов вечера здание штаба Вооруженных сил стран СНГ было обстреляно из автоматов группой неизвестных. Был убит капитан милиции и тяжело ранен один милиционер. И, что странно, погибла женщина-пенсионерка, которая наблюдала за происходящим из окна своей квартиры, расположенной в доме напротив здания штаба. Причем ее поразила не случайная пуля, а прицельный выстрел!..
Как раз тогда проходил митинг перед Белым домом. К этому времени радио и телевидение еще не получили информации. Между тем кто-то из участников митинга уже кричал по громкоговорителю: «Здание штаба объединенных Вооруженных сил стран СНГ захвачено офицерами, защищающими Верховный Совет. Это наша победа!»
И послышались крики «ура!».
Тем временем в толпу был брошен еще один призыв:
— Давайте, братцы, все вместе поспешим на помощь захватившим штаб.
Раздались голоса:
— Давайте... На борьбу... Урра!..
Но тут же со стороны здания Верховного Совета один за за другим появились два генерала: А. М. Макашов и М. Г. Титов. Им удалось выступить и удержать спешивших. А призывы действительно были провокацией.
Может быть, помните, какой шум тогда был поднят на каналах радио и телевидения? Назвали инцидент не иначе как организованным Верховным Советом мятежом, обвинили Союз офицеров, объединяющий военных пенсионеров. Даже руководителя этого Союза Терехова взяли под стражу, когда он больной лежал у себя дома. Пытались обвинить также уличного лидера Анпилова и генерала Макашова. Была даже информация, что эти трое были арестованы на месте преступления. Словом, постарались показать депутатов Верховного Совета причастными к трагедии у штаба.
Серьезная оценка этому преступлению не дана до сих пор. Раз арестованы причастные к нему лица, известны руководители, казалось бы, нетрудно осудить их... Ан нет. Между тем оборвалась жизнь двух человек. Но никто не ищет истинных виновников.
После этого события генерал Кобец пришел в Совет Министров с предложением: «Надо ответить атакой на атаку. Надо без промедления штурмовать Верховный Совет».
Эх, генерал, генерал... Ты же сам был нашим коллегой — депутатом. Острослов, весельчак, приветливый человек. При встречах сиял от радости, готов был обнять собеседника. Не хочется верить, что именно от тебя первого исходило предложение об обстреле Белого дома (так писала «Комсомольская правда»). Помнится, как в дни работы Первого съезда народных депутатов мы вдвоем шли от гостиницы «Россия» до Большого Кремлевского дворца. У меня в памяти твои тогдашние слова. Может быть, ты тогда просто хотел «прощупать» меня?
Еще через день попал под машину и погиб офицер ГАИ, который был занят тем, что перекрывал движение на Садовом кольце.
Представьте, еще до приезда машины «скорой помощи» место было уже окружено журналистами. Когда они успели? Как? Один Бог знает. Журналисты даже не обращали внимания на объяснения свидетеля случившегося, сотрудника ГАИ. Телевидение, радио и газеты и тут нашли способ приписать происшествие тем группам, что защищали Белый дом. Они призывали Ельцина не тянуть, проявить большую решительность. Когда-то считавший себя писателем и знатоком сельского хозяйства Юрий Черниченко призывал «раздавить, как тараканов», находящихся в Белом доме. И такие призывы по многочисленным теле- и радиоканалам в течение суток распространялись на всю Россию, на весь мир.
А народ наш доверчив. Он принимает на веру 70—80 процентов из того, что передается по телевидению или пишется в газетах.
У меня остался в памяти один эпизод, случившийся в городе Бугульма. Я встречался с группой молодых избирателей. Разговор шел на русском языке. Засыпали вопросами один злее другого. Я отвечал, особенно не задумываясь. Тут один из собеседников спросил меня в упор:
— Вот вы писатель, скажите прямо: вы за Черниченко или за Распутина?
— Черниченко слушать слушал, а читать не приходилось. И вообще не знаю, что он такое написал, чтобы его читать... А Распутин — один из любимых писателей, — начал я.
Парень прервал меня:
— Нет, вы скажите прямо: кто из них вам ближе как личность?
— Валентин Распутин.
— Пошли, ребята. Нам не о чем говорить с этим депутатом, — сказал парень и, встав, поглубже нахлобучил шапку. За ним последовали если не ползала, то точно человек семь-восемь.
Я немного растерялся.
— Скажите, — говорю, — как ваша фамилия? — Хотел узнать, какой он национальности. Может быть, это протест, связанный с каким-нимбудь национальным движением?
— Для чего вам моя фамилия?
— Вы русский?
— Из деревни. Настоящий русский.
— А Распутина почему не любите? Он ведь такой же, как вы, из русской глубинки и пишет о трагедии русской деревни.
— Он — консерватор, — промямлил парень. — Как бы сказать... Ну, одним словом, фашист. Красно-коричневый...
— Откуда вы знаете? Вы читали его произведения? Есть в них идеология фашизма?
— Я читаю только «Литературную газету». Там правду пишут, — сказал парень и демонстративно вышел из зала.
Поучительный пример. Вот до какой степени влиятельна была тогда периодическая печать.

*  *  *

В здании парламента специальная связь была отрезана в первый же день, а на другой день была прервана междугородная и международная.
Умеют работать наши связисты! Из Верховного Совета позвонить невозможно, а нам звонят. Эта одностороняя связь работала почти сутки. Пробивались мои друзья из разных регионов.
Как-то под вечер разговариваем с одним знакомым о том, о сем. Естественно, казанец интересуется московскими новостями. Я говорю спокойно, объясняю...
— Ты слышишь, прислушайся-ка, кто-то переводит наш разговор, — выразил удивление мой собеседник. Мы разговаривали на родном для нас обоих татарском языке.
Мы обомлели. А в трубке чужой голос: «Ты слышишь, прислушайся-ка, кто-то переводит наш разговор...»
С ума сойти! Подслушивание телефонных разговоров в демократическом обществе считается преступлением, за него предусмотрено надлежащее наказание. Однако у нас, будь то в СССР, будь то в сегодняшней стране, широко распространено подслушивание чужих бесед. Депутат ты или преступник, рядовой гражданин или Президент — знай, твой телефонный разговор подслушивается.
Ничего удивительного в том, что подслушивают Белый дом, нет. Естественно, что имеются и переводчики. Но как разговор с ходу переводится на русский язык и как перевод этот слышат обе стороны, было для меня ошеломляющей новостью. Переводчик до того увлекся или оказался до такой степени беспечным, что наполовину перевел даже нашу обращенную к нему ругань...
А через день телефоны замолчали по обе стороны. Следует иметь в виду, тогда, в 1993 году сетей сотовых телефонных связей в Москве и в стране еще не было. Потом в здании, в котором находились отрезанные от всего мира народные депутаты, отключили свет, прекратилась подача тепла, воды, перестала работать канализация. Прекратилась доставка продовольствия. Как известно, даже в фашистских лагерях узники не были лишены некоторых из этих «удобств». Вот тебе и демократия, вот тебе и «права человека».
Все же в некоторых кабинетах еще работали радиоприемники. По ним мы слышали ложь. В кабинетах Хасбулатова и Руцкого установлены радиотелефоны. Вести из внешнего мира поступали в основном оттуда.
23 сентября в 53 субъектах Российской Федерации состоялись сессии Советов народных депутатов или заседания малых советов. В основном все они потребовали от Президента незамедлительно отказаться от действий, направленных против парламента. Края и области Сибири в категорической форме потребовали снять блокаду здания Верховного Совета. Губернатор Новосибирской области Виталий Муха выступил с предложением о временном перенесении столицы в Новосибирск. Кемеровец Аман Тулеев, не покладая сил, искал пути справедливого разрешения конфликта, боролся. Десятки и сотни глав администраций, руководители, политики, воинские командиры выступили в защиту депутатов, стоящих на страже Конституции.
В те дни выступающие в защиту демократии и Конституции депутаты были в центре внимания. Из различных регионов России шли многочисленные телеграммы, письма с пожеланиями твердости и выражениями солидарности. Словно предвидя будущее, из близлежащих к Москве областей избиратели привезли своим депутатам теплую одежду, постельные принадлежности, различные консервы. Порой я с завистью смотрел на своих сослуживцев, постоянно ощущающих солидарность тех, кто их избрал.
От Татарстана я этого не ждал и поэтому не стал обижаться на кого бы то ни было. Но вот в один из дней из Казани поступила очередная странная телеграмма: «На основе пожеланий трудовых коллективов и в целях безопасности депутатов просим В. Морокина, Р. Мухамадиева, Н. Неласова и Н. Репина вернуться в Казань. Комитет телевидения и радиовещания Татарстана».
Эта телеграмма вызвала много сомнений и вопросов. И до сих пор я не могу найти ответа на них. Почему она адресована только этим четырем депутатам? Почему не упомянули Наиля Махиянова, Вячеслава Пыркова, Хасана Хабибуллина, Вакифа Фахрутдинова и еще нескольких наших земляков? С чего это наши трудовые коллективы обратились именно к сотрудникам телевидения? Кто именно подписал телеграмму?
Конечно, есть люди, знающие ответы на эти вопросы. Но они молчат. Служба у них такая.
Естественно, не дремала и противоположная сторона. Вдруг один за другим стали пропадать командиры, заявившие о своей готовности защищать Верховный Совет. Одни были освобождены от должности, другие якобы покончили с собой. За то, что осмелились выступить в защиту Верховного Совета, в кабинеты брянского губернатора Юрия Лодкина и представителей областной администрации врываются вооруженные омоновцы, заставляют встать к стене и нацеливают автоматы. А губернатора Лодкина зверски избивают и выбрасывают на улицу.
Обстановка с каждым часом обостряется. На московских улицах — настоящее светопреставление. Здание парламента со всех сторон окружено милицией и омоновцами в пуленепробиваемых касках с металлическими щитами. Мало того, улицы и переулки перегорожены машинами-водовозами. Не то что человек — кошка не проскользнет. Эти машины с голубыми кабинами и желтыми баками были новенькие, только что с конвейера. Им нет счета. Приставлены одна к другой. Все с набранной водой. Потрудившись вдоволь, избивая стариков и старушек увесистыми резиновыми палками, омоновцы заходят в кабинеты и «подкрепляются».
Чтобы отрезать собравшихся от здания Верховного Совета, всего этого, наверное, хватило бы с лихвой. Ан нет! Натянули еще два ряда колючей проволоки. Вы крепко ошибаетесь, если думаете, что она похожа на ту, что окружала фашистские концлагеря. Я тоже раньше полагал: она должна напомнить те линии, что в детстве мы видели в кинофильмах. Тут творилось такое, что не поддается описанию. Многослойная спираль радиусом в один метр. Колючки остры, словно иглы. При одном взгляде дрожь берет...
Но дело не только во внешнем виде проволоки. Эту штуку, называемую спиралью Бруно, на основе международных соглашений запрещено применять даже там, где идет война. Так же, как бактериологическое и химическое оружие. Я своими глазами видел, что она собой представляет. Какой-то разгоряченный парень, чудом пробившийся через плотную стену из омоновских щитов и машин, решил проскочить на площадь Свободной России. Хотел с разбега перепрыгнуть спираль, но зацепился ногой и упал в самую середину колючей змеи. Вернее, спираль сама притянула его к себе, и железные ее зубья стали буквально резать его, как ножовки, извиваясь и кружась. Парень дернулся разок-другой и замер. Но железные кровавые петли, многократно обвившиеся вокруг его шеи, туловища, рук и ног, все сжимались, все душили его. Как будто он попал в кишащее змеями логово. Люди с обеих сторон заохали. Милиционеры и те отпрянули в разные стороны. И тут же стали дубасить фотокорреспондентов и кинооператоров, сбежавшихся, чтобы запечатлеть трагедию. Отобрали у них технику и бросили наземь.
— Вот того, того не упустите, — крикнул полковник, спрятавшийся за спиной омоновцев.
Расстояние небольшое. Нам изнутри видно лучше. Несколько ребят стянули с капота машины телеоператора, на которого указал полковник, и стали пинать его ногами. Бьют в голову и в пах... Зверствам нет конца. К ним подскочил полковник. Думалось, что он попытается их остановить. Нет! С ходу отобрал у лежащего спрятанную на животе кинокамеру и обеими руками ударил ее об асфальт.
— Но, но!.. — успел лишь проговорить окровавленный журналист. Бедняга, видно, хотел сказать: «Ладно, избили меня, но техника-то тут при чем?»
Оказалось, это был иностранный журналист. Говорили, со шведского телевидения.
Это лишь один эпизод из того сплошного зверства, которое торжествовало на улицах Москвы в течение десяти-пятнадцати суток.
А ведь были еще депутаты, оказавшиеся в семикратном окружении, москвичи, что собрались у здания парламента и стояли на ногах целые сутки, и патриоты, собравшиеся со всех концов России.
Тут уместно будет сказать, что оказавшихся в окружении людей в город выпускают. После тщательной проверки получаешь несколько увесистых ударов в спину и пинков под зад и иди на все четыре стороны. Но назад не пускают. Чинят преграды представителям Красного Креста, старавшимся пронести для оставшихся в окружении теплую одежду, медикаменты и продовольствие.
— Если хотят есть, пусть выходят, — отвечал им министр Ерин.
По всей вероятности, для него нет важней заботы, чем набить желудок. Еще совсем недавно, когда его утверждали министром, он показался мне исполнительным, воспитанным человеком. Был в Афганистане. Голосовали за него, считая вдобавок, что он наш земляк. И вот тебе и на...
Кстати, о земляках. Тут ими хоть пруд пруди. Что ни «нэчэнник», тот татарстанский. Оставшийся в окружении Верховный Совет утвердил генерала Ачалова министром обороны. Это не знающий страха молодой смелый мужчина, завоевавший в армии большой авторитет. Не случайно, что он был избран народным депутатом. А некоторое время он еще работал и заместителем министра обороны СССР.
У вас, наверное, еще в памяти прошедшие весной 1990 года выборы. Это первое и последнее демократическое волеизъявление народа. Тогда не принимались во внимание спущенные сверху списки, политическая активность народа была очень высока. Это я говорю потому, что сам немало времени провел в борьбе за голоса избирателей, исколесив республику вдоль и поперек.
Генерал Баранников, который до последнего времени был председателем Комитета государственной безопасности, тоже из Татарстана. Родился и вырос в русской деревне в Елабужском районе. Его вынудили уйти в отставку за несогласие с политикой Ельцина. 22 сентября Верховный Совет принял решение о том, чтобы вернуть его на прежнюю должность. Баранников был чрезвычайно спокойный, скромный и интеллигентный человек.
Пусть земля будет ему пухом, его уже нет. Вполне вероятно, что ему «помогли». Уж слишком много знал. Недаром говорят: «Много будешь знать, быстро состаришься».
Первый заместитель Хасбулатова Юрий Воронин тоже из Казани. Он находился в гуще политических событий. Все вопросы в Российской Федерации, связанные с финансами и экономикой, решались при его непосредственном участии. Во всяком случае, он, начиная с 1991 года и до разгона Верховного Совета, вращался в высоких кругах.
Таким образом, Баранников, Воронин, Ачалов, Ерин — люди, которые были на виду в дни большой трагедии, все они были связаны с Казанью и Татарстаном. Если первые трое — сторонники парламента, то последний дал команду расстрелять этот парламент, избивать людей, вышедших на улицы, чтобы защищать Верховный Совет.
Все они — люди неслучайные. Потому что при Советах старательно поднимались по служебной лестнице. Наверное, всем понятно: для того, чтобы в сорок—сорок пять лет сделаться генералом, нужны недюжинные ум и энергия. И все же, если подумать, отложив в сторону симпатии и антипатии, ни один из них не совершил поступка, способного положительно повлиять на судьбу России, и этим войти в историю. Все они в той или иной степени повинны в пролитой крови во время сентябрьско-октябрьских событий, в гибели нескольких тысяч людей. Одному, может быть, не хватило решимости, другому — смелости, третьему — трезвого ума. А четвертый, быть может, вообще позабыл, что такое человечность...
Мы — поколение, родившееся и выросшее после войны. Мы росли, проникаясь верой наших родителей в то, что войны больше никогда не будет, не должно быть... Игра в войну была для нас, мальчишек, самой любимой. Мы росли, валяясь в снежных окопах и прижимая к груди вырезанный из доски автомат. Наши любимые фильмы были о войне. Когда наши шли в атаку с криком «Ура!», мы, сидящие в сельском клубе, вторили этим крикам, бросали в воздух шапки. Однажды, помню, один из нас до того увлекся, что ухитрился проткнуть головой белый кусок материи, служивший экраном.
Война для нас была лишь занятным зрелищем, игрой. И казалось, что так будет всегда...
И кто бы мог подумать, что в самом центре России новое поколение, игравшее в детстве в войну, превратит эту игру в реальность)!.. И мне никогда не приходила в голову мысль о том, что я встану в центре этой «игры всерьез».
Белый дом в окружении. Стали получать пайки. В них не что хочется, а то, что попадется. И оглядываемся по сторонам: досталось ли соседу, не остался ли он без пищи. В такое время обнаруживается во много крат возрастающее чувство товарищества. Оказывается, нехватка пищи не такая уж страшная вещь. В те дни я вообще не встретил ни одного человека, который бы заботился только о своем желудке и жаловался на нехватку еды. Люди осунулись, ремни затянули туже, но сила духа никого не покинула.
Коль уж разговор зашел о еде, то было бы грешно не упомянуть еще об одном нашем земляке, Сергее Шашурине. Его я знал только понаслышке. Этот человек сделался среди депутатов легендой. Отыскав пути, про которые не знали даже москвичи, он доставил в Белый дом много продуктов. И делал это, рискуя головой. Использовав молоковоз, привез нам дизельное топливо. А это уж было настоящим геройством. Оказалось, что в помещении есть двигатель — небольшая электростанция. Топливо, доставленное Шашуриным, помогло несколько дней поддерживать тепло, укрепило надежду в людях. Как не вспомнить добрым словом этого мужественного человека.
Как весьма любознательный человек, я еще в те блокадные дни горел желанием хоть раз увидеть его, а если повезет, то познакомиться и поговорить. Как-никак жили и живем в одном городе, ходим по одним и тем же улицам. Возможно, были у нас и общие знакомые. Ну, одним словом, хотел его поблагодарить за проявленное мужество и за добро.
Мне говорили, что Сергей Шашурин находится в постоянном контакте с Руцким и, когда бывает в Белом доме, обязательно его посещает. Однажды утром в очередной раз распространился слух о том, что в осажденное здание подвезли солярку и питание. И с восхищением говорили, что грузовик, за рулем которого, якобы, сидел сам Шашурин, буквально протаранил ограждение и блокаду, все четыре колеса машины были прострелены автоматной очередью.
Долго не раздумывая, направился я в приемную Руцкого. В коридоре у его дверей, весело общаясь, стояла группа из пяти-шести человек, среди которых были и народные депутаты. Поздоровавшись со всеми за руки, прошел в приемную.
Помощник Руцкого велел мне подождать, сказав, что у него в данный момент находятся гости, пришедшие с очень важной миссией. У меня не было сомнения, что один из них и есть Шашурин. Решил подождать. В приемной больше никого не было. А там за дверью в коридоре вовсю галдят, смеются и судачат о том, о сем. Так хотелось к ним присоединиться и мне, да не могу. Уж слишком большое было желание встретиться с превратившимся среди защитников российского парламента в легенду Шашуриным.
Через некоторое время двери кабинета Руцкого раскрылись и оттуда в сопровождении хозяина вышли два генерала. Они тепло попрощались.
— Ринат, ты ко мне? — обратился Руцкой по-свойски.
Сперва поздоровался, а затем объяснил, с какой целью сюда пришел и кого жду.
— Сергей Петрович был у меня, уже ушел, — ответил он. И обратился к своему помощнику: — Не сказал куда и с кем?..
Помощник улыбнулся.
— Да вот у дверей ведь стояли. Тот, который чаще других матерится и рубашка у которого расстегнута до живота, и есть Шашурин. Да вы же с ним уже поздоровались.
Попрощавшись, я выбежал в коридор. А там уже и след его простыл, никого не было. Вот такая оказалась у меня первая встреча с Шашуриным. Это было 25 сентября 1993 года.
Сергей Петрович в осажденном парламенте больше не появился. Одним словом, его раскусили. 27 сентября он вновь на груженном соляркой бензовозе направился в сторону центра. Где-то в районе Ясенева машину остановила милиция. И его арестовали, предъявив вымышленное обвинение. А обвинили его в подготовке покушения на самого Ельцина. Без суда и следствия посадили в Лефортовскую тюрьму. А через два месяца из Лефортово отправили под конвоем в следственный изолятор г. Казани.
Дело в том, что в Москве, сколько ни старались доказать его виновность не смогли. Не обвинять же в гуманитарной помощи законно избранному осажденному парламенту Российской Федерации. А в Казани много раздумывать не стали и обвинение придумали, то есть организовали для Сергея Петровича, и решение суда вынесли. Специалисты там что надо, лишь бы добро было от большого начальства.
Следователь Лукоянов, который вел это дело и которому было поручено сфабриковать обвинение, шел на разного рода провокации, не церемонился с Шашуриным. Требовал у него дать показания на Руцкого и Хасбулатова о том, что якобы уговаривали его покушаться на жизнь Ельцина.
В один момент доведенный до предела Сергей Петрович своими богатырскими руками взял следователя за шкирку и хорошенько прижал к себе, как говорится, «взял в хомут». Естественно, что надсмотрщики тут же прибежали и спасли, бедного. А Шашурину инкриминировали покушение на жизнь следователя. Вот таким образом его и упрятали в тюрьму и хотели сгноить там.
Пока Шашурин находился в застенках казанской тюрьмы, нечистые на руки люди из руководства Татарстана не упустили момент воспользоваться и растащили имущество, принадлежащее созданной им с нуля строительно-коммерческой ассоциации «Тан» (в переводе с татарского «Рассвет»), и заодно прибрали 700 новых автомашин КамАЗ и три вертолета данной ассоциации. Словно в воду канули они, до сегодняшнего дня никто их, кроме самого Шашурина, не ищет.
Но свое слово сказал народ. Его в одинаковой степени уважали и уважают как русские, так и татары. Занимаясь строительным бизнесом, он зарабатывал немало денег. Но не копил их, а возвращал простому народу, помогал в строительстве мечетей и церквей. Раздавал нуждающимся и обездоленным продукты питания и строительные материалы. Еженедельно к его офису приходили и до сегодняшнего дня приходят сотни и тысячи простых людей и безвозмездно получают от него материальную, юридическую и моральную помощь. В его отсутствие это благородное дело выполняет его верный друг Нурислам Хамиддуллин. Не отказывал и не отказывает он никому, для него все люди равны — бомжи, бывшие зеки, потерявшие кормильцев одинокие женщины и пенсионеры — все его клиенты, его избиратели, его верные и преданные друзья.
В марте 1995 года находящегося уже без малого два года в тюремных застенках Сергея Шашурина казанцы избрали своим депутатом. Но и как депутаты Республики Татарстан, его продержали еще полгода в неволе.
Только после того, когда его избиратели стали настойчиво требовать справедливости и когда группа депутатов Госсовета Республики Татарстан, в числе которых был и ваш покорный слуга, выступила с требованием освободить народного депутата Шашурина, власти отступились.
При этом они вынуждены были считаться и с мнением всероссийского шахтерского движения, в политических требованиях которого в числе других вопросов все громче звучал призыв к освобождению политзаключенного Сергея Шашурина. Особую активность проявлял один из лидеров этого движения президент Российской Ассоциации шахтеров-инвалидов Владимир Васильевич Потишный.
Шашурин вышел, и уже в декабре того же 1995 года из 11 кандидатов казанцы вновь его избрали, теперь уже в Государственную Думу Федерального Собрания. Пожалуй, и тогда, и в выборах, состоявшихся в декабре 1999 года, он стал единственным избранником народа от Республики Татарстан, который был избран вопреки небывалому нажиму и противодействию всех властных структур. Вот такой он любимец простого и обездоленного народа, неустанный борец за справедливость Сергей Петрович Шашурин.

* * *

Все же что особенно подействовало на нас в дни осады? Не голод. И не то, что в кабинетах не было ни тепла, ни света, ни воды. Самое трудное — это остаться без связи, без информации. Впрочем, и это можно было бы терпеть... Если не ошибаюсь, самые значительные события начались утром 25 сентября. На крышах близлежащих домов установили усилители-громкоговорители. И окружившие Белый дом милиция, и омоновцы, и колючая проволока — все это было ничто по сравнению с этим.
На находящихся в здании обрушился страшный шум. С утра до вечера и даже среди ночи передавали обещания президента Ельцина тем, кто покинет парламент и выйдет из Белого дома. Горы денег, квартира в центре Москвы, дома отдыха и санатории, пенсия и работа на самых высоких должностях... Машина... И многое другое...
Порой молча сидишь погруженный в свои мысли. Оказывается, все равно думается, если даже не хочешь. Думаешь о Казани, семье, вспоминаешь о родных, друзьях, Союзе писателей. Как они там?! Конечно, волнуются. Мы ведь каждый день перезванивались, справлялись о делах, новостях, здоровье. А тут уже столько дней невозможно даже позвонить. Хорошо, если они там получают правдивую информацию о нас. Московскому телевидению и радио верить нельзя. Уже не раз и не два убеждались в их способности белое показывать черным.
Мысли уносят тебя словно в пропасть. Сидишь в кабинете, и тебя клонит ко сну. Уже который день, которые сутки не раздеваешься, не спишь по-человечески. Даже горячего чая не удается попить. Вдруг... словно гром раздается, здание вздрагивает. Невольно вскакиваешь с места. Снова и снова начинают передавать все те же бесконечные призывы и обещания. От этого шума не спрячешься, он до самых пят пронизывает тебя, словно мозги переворачивает...
Говорят по-русски... Но или нарочно, или случайно говорят с акцентом. Уговаривают, пугают народных депутатов с чужим для всего бывшего СССР акцентом, угрожают. В кинокартинах, которые мы смотрели в детстве, часто повторялись подобные сцены «психических атак» на оказавшихся в окружении партизан или советских солдат: «Рус, здавайся... Курить дам, шнапс дам...»
28 сентября перед зданием Московской мэрии появился серый БТР. Он колесил по площади, а оттуда все доносилось: «Сдавайтесь!.. Сдавайтесь, дам хлеб и воду...» Я нисколько не преувеличиваю, все так и было. Ничем не отличишь от повадок геббельсовских пропагандистов. Невольно усмехаешься про себя. Все же это действует на нервы...
После сильного потрясения лучше всего выйти на улицу и пройтись по прилегающей к Белому дому площади. Здесь днем и ночью не прекращается движение, как в улье. А ведь люди вот уже столько дней находятся в окружении колючей проволоки, полуголодные и замерзшие. Ведь уже конец сентября, по ночам прохладно. Нет постели, нет крыши над головой. И все же терпят...
Одиноко прогуливаюсь в окрестностях Белого дома. Наблюдаю... Кого только нет здесь. Есть молодые, есть пожилые, даже старики и старухи. Каждый занят чем-то своим. Там и сям горят костры: варят кашу, кипятят чай, греются. Есть и такие, что поют песни под гитару, поют злые частушки про политиков, управляющих (вернее, не умеющих управлять) страной. Встречаются группы беседующих о чем-то своем. Некоторые кого-то ругают, слушают какого-нибудь депутата. Здание парламента обклеено стенными газетами, хлесткими политическими лозунгами, фотографиями. Тут же рядом стоят их авторы. Стиснув кулаки, на чем свет стоит ругают Ельцина, Чубайса, Бурбулиса, Шахрая.
Чуть поодаль группу людей окружили московские журналисты. Тут же Александр Невзоров, ведущий по Ленинградскому телевидению программу «600 секунд». Запомнилось одно его высказывание: «Что вы тут толкаетесь, — зло сказал он московским операторам. — Чего снимаете, все равно ведь не покажете!..»
Рядом другая группа. Здесь люди окружили коммуниста Геннадия Зюганова. Он, как всегда, говорит спокойно, взвешенно. Мне запомнились его слова: «Вот и сравните демократию с коммунизмом».
Тут же призывает к борьбе уличный лидер Виктор Анпилов. Стуча сапогами, проходит генерал Макашов. А еще дальше люди взяли в кольцо Бабурина.
Самая большая группа, пожалуй, собралась вокруг Жириновского. Его многие недолюбливают, но слушать любят. Интересно, зажигательно говорит, шельма. И друзья, и враги слушают его, разинув рты. Может часами говорить, за его речами не угонишься. На любой вопрос отвечает остроумно, никогда не теряется.
В отношении каждого из этих политиков у меня имеется свое суждение. Со всеми мне доводилось встречаться и беседовать с глазу на глаз. Каждый в отдельности, когда остаешься с ним наедине, интересный человек. Все они — продукт своего времени, лидеры, рожденные суматохой и нестабильностью. А стоит им увидеть людей, способных слушать их, в момент меняются, превращаются в игроков. Все они разные. Но в одном сходятся: в национальном вопросе не понимают нас и не могут понять. Они часами могут говорить о демократии и правах человека. Но вот когда заходит речь о предоставлении татарину или башкиру, чеченцу или калмыку каких-нибудь прав или самостоятельности, уподобляются железобетонную столбу. Это мое многократно проверенное впечатление.
У меня осталась в памяти наша беседа один на один с Жириновским.
— Ты ведь нас не любишь, — сказал я ему. — Не ты ли говорил, что сошлешь татар в Монголию?
— Это неправда, — он тут же прервал меня. — Не приписывайте мне слова вражеского радио и телевидения. Я хорошо знаю татар, люблю их. Они — настоящие россияне. Как только стану Президентом России, в тот же день выступлю по Центральному телевидению и выскажу свое отношение к ним на татарском языке.
— На татарском языке? — переспросил я.
— Да, на татарском, и если нужно, скажу это в самой Казани.
Самое интересное, что он сказал все это именно по-татарски. Акцент, правда, был.
«Неужто скажет?» — спросите вы. Нет, лучше не надо. Конечно, было бы интересно услышать несколько татарских слов из уст российского руководителя. Но лучше не нужно, это может закончиться плачевно. Один ведь уже приезжал в Казань и говорил: «Сколько захотите суверенитета, столько и берите». А как далеки его действия от его же слов. Он показал свое отношение к нациям, стремящимся к свободе. Я имею в виду зверства его посланцев в Чеченской Республике.
Кстати, в начале 90-х годов, когда начался распад Советского Союза, вслед за Россией и союзными республиками в парад суверенитетов были втянуты вчерашние автономные республики. Да, подчеркиваю, они были втянуты. Стремление к самоопределению республик было спровоцировано из центра, а именно лидерами демократической России. Я случайно оказался свидетелем, когда в приемную Бориса Ельцина, работавшего тогда Председателем Верховного Совета РСФСР, проводили молодого, красивого советского генерала Дудаева. Стоял рядом, когда Бурбулис успокаивал его, советовал не волноваться и в первый раз повел в кабинет Ельцина. И буквально через несколько дней совершился в городе Грозный переворот, в результате чего «место коммуниста-консерватора Завгаева занял демократически настроенный молодой генерал Джохар Дудаев». Буквально так писали, констатировали чуть ли не все московские газеты. Помню, как радовались этому событию демократы, посылали в Грозный поздравительные телеграммы.
Дудаева специально приглашали, уговаривали в Москве и дали ему оружие, обещали всестороннюю поддержку. Это дело рук Ельцина и его команды, он их продукт. Это потом он увлекся самостоятельностью, вышел из-под контроля Ельцина. Если бы они не нашли тогда Дудаева, подыскали бы другого и спровоцировали бы и его. Эта война была выдумана воинствующими демократами для решения своих более важных стратегических целей экономического плана. В мутной воде рыба хорошо ловится, вот они и ограбили всю страну.
А со временем вся республика, целый народ, да и вся страна были втянуты в эту авантюру. И сегодня в разных уголках этой многострадальной республики на поле боя, как с той, так и с другой стороны погибают молодые ребята, в то время еще только ставшие первоклассниками. Сколько их уже погибло! Сколько крови, сколько материнских слез было за это время. Вот сегодня, когда по телевизору показывают поимку мирных граждан, втянутых в нескончаемую войну — бывших трактористов, учителей и комсомольских работников, я иногда задумываюсь: их будут судить и наказывать. А когда же общество вычислит (и вычислять-то не надо) и привлечет к ответственности тех политиков, которые придумали и спровоцировали эту войну? И когда же они сядут на скамью подсудимых?! А пока они у власти или вокруг нее крутятся... Все еще на голубых экранах они морочат голову россиянам своими красивыми словами о демократии и правах человека.

* * *

...Я уже сыт по горло политической трескотней, поэтому быстрыми шагами стараюсь уйти подальше, иду в уголок площади, к баррикадам, сложенным из железобетонных плит. Всего в ста пятидесяти — двухстах метрах отсюда — гостиница «Мир» и американское посольство. Там милиция и БТРы. Естественно, много народа. А здесь два парня в военных бушлатах затачивают напильником копья из арматуры... Это показалось мне странным. В одном конце ОМОН, милиция, БТРы. А в другом собираются защищать Верховный Совет Российской Федерации, действующую Конституцию.
Немного поодаль группа юношей занята тем, что разливает какую-то жидкость по пол-литровым бутылкам. С десяток бутылок было уже готово.
— Что это? — спросил я, подойдя ближе.
Единственная женщина среди них ответила:
— Атомная бомба!
Ответ показался им смешным, мне тоже.
На противоположной стороне, на площади, отделяющей здание Верховного Совета от Москвы-реки, началось какое-то движение. На ту площадь пускают не всех. Показал депутатское удостоверение и прошел. И получилось так, что я случайно оказался свидетелем исторического события. Там происходило формирование полка, составленного из военных, пришедших сюда для защиты Верховного Совета и народных депутатов.
Кто-то узнал меня (я ведь, плохой ли, хороший ли, являюсь членом Президиума Верховного Совета), взяв чуть ли не за руку, отвел в сторону к группе народных депутатов; рядом со мной оказался генерал Ачалов. Человека через три стоял Руцкой.
Тем временем раздалась команда:
— Полк, смирно!
Какой-то офицер в бушлате без погон строевым шагом приблизился к нам.
Руцкой принял парад. Потом, если мне не изменяет память, человек двести-триста военных прошли строевым маршем. Одеты они были не ахти как. Но чувствовалось, что это были профессиональные военные или мужчины, прошедшие военную службу. Все были серьезны и подтянуты.
— Это настоящие защитники Российской Федерации,— прошептал генерал Ачалов. И после некоторой паузы добавил: — Среди них есть и татары.
Ачалов похлопал меня по спине и приветливо улыбнулся. А потом счел нужным поделиться со мной еще одной новостью.
— Между прочим, — сказал он, — руководство Татарстана отказалось послать своих омоновцев в Москву. Таких регионов не так уж много.
То была действительно приятная новость, потому что уже несколько дней я не получал никакой информации с родины. Даже в груди потеплело.
Впрочем, сказать, что с Татарстаном нет никакой связи, было бы не совсем правильно. Потому что среди тех, кто постоянно находился около здания Верховного Совета, была группа казанцев. Представились мне как посланцы блока трудящихся... Там не только русские, были и татары. Все среднего возраста — от тридцати до пятидесяти лет. Ребята с трезвым умом, здоровые. Поскольку никого из них я прежде не знал, то не решился откровенно общаться с ними. Удивительно, что после октябрьских событий я никого из них не встретил. А ведь мы договорились видеться друг с другом. Иногда приходит тяжелая мысль: неужто всех их уничтожили?.. Не знаю, вообще-то ребята казались несколько странными, может быть, с ними случилось что-то другое.
Вообще, собиравшиеся на площади перед зданием Верховного Совета, в том числе и те, у кого было право входа и выхода из здания, люди разные. Нельзя не ошибиться, полагая, что все они сотканы из одного материала. К примеру, те депутаты, что решили остаться в здании, разделяются на несколько групп. Скажем, внутри Белого дома, окруженного колючей проволокой, в один и тот же час могут проходить три-четыре совещания. И всеми ими руководят члены одного и того же Президиума одного и того же Верховного Совета.
В Кремле тоже находились бывшие члены Президиума Верховного Совета: Б. Ельцин, руководитель аппарата Президента С. Филатов (любят же у нас, кто перед начальством на цыпочках ходит!), его первый заместитель С. Красавченко, В. Шумейко, С. Шахрай, Ю. Яров и перешедшие туда всего несколько дней назад С. Степашин, Н. Рябов и другие.
Вполне естественно, в воздухе кабинета Хасбулатова витал вопрос: «Что делать?» Вероятно, рядом с Русланом Имрановичем были Ю. Воронин, В. Агафонов, В. Сыроватко, В. Исаков и другие члены Президиума.
В штабе Руцкого — уже упомянутые три генерала: Ачалов, Баранников, Дунаев и депутаты-генералы: Макашов и Рафкат Загидуллович Чеботаревский. Рафкат всего на несколько месяцев старше меня. Татарин, родившийся и выросший в Челябинске. Командовал подводным флотом, контр-адмирал. В совершенстве знал родной язык и любил разговаривать по-татарски, несмотря на то, что всю жизнь провел вдали от Татарстана, бороздил моря и океаны. После ухода Степашина он стал в Верховном Совете председателем комитета по безопасности. Он был одним из самых заметных фигур среди защитников здания парламента. Позже мы вместе выходили из Белого дома с заломленными назад руками.
Прошли всего-то считанные дни. Меня догнала страшная весть, словно молния ударила средь ясного неба. Сказали, что сердце Рафката перестало биться в Югославии, куда он ездил в составе какой-то делегации. Привезли его в цинковом гробу и, даже не показав родственникам, предали земле... Не верю, убей меня, не верю... Не знаю, кому понадобилось убить сорокашестилетнего здоровяка-богатыря. Ему так хотелось приехать в Казань, которая всю жизнь притягивала его таинственной мечтой...
Так же загадочно (об этом я уже вскользь упоминал) вскоре ушел из жизни другой наш земляк, Виктор Баранников, родившийся и выросший в Елабужском районе. Это был пятидесятилетний здоровый мужчина. В этом случае тоже сослались на сердце. Баранников — честный русский человек, бывший министр внутренних дел и председатель Комитета государственной безопасности.
Исправников — руководитель высшего экономического совета. Работает в Верховном Совете, а мечтает попасть в высшие руководящие круги. И уходить не решается, и остаться боится. Группа умных депутатов, сплотившихся вокруг него, искала пути выхода из создавшейся ситуации без политической игры. Жалко, такой случай им не представился.
Переговоры, которые велись в кабинетах Руцкого и Хасбулатова, и даже деятельность В. Исправникова не были секретом для других. Но в то же время председатели обеих палат Верховного Совета были заняты своей политикой. Р. Абдулатипов по одному прощупывал их, чтобы узнать настроение. Но стоило собраться небольшой группе, как он тут же умолкал. Сам на чем свет стоит ругал Ельцина, аппарат Президента обвинял в глупости. А в душе думы были совсем другие. Тайный ли был его умысел — в те дни я никак не мог понять.
А Председатель Совета Союза Вениамин Соколов, сплотив вокруг себя большие силы, готовился ставить вопрос об освобождении Хасбулатова от руководства. Его целью было не отступление от принципов, а коренное изменение руководства Верховного Совета. Было ли уместно в такое время ставить такой вопрос — дело другое, но в один прекрасный день он поставил-таки его.
Шла сессия. Обстановка крайне напряженная. Депутаты — полуголодные, небритые, неумытые. Все ждут, что не сегодня, так завтра начнется штурм здания Верховного Совета. А тут ставится все тот же неуместный вопрос о дележе власти: заменить Хасбулатова. Выступление В. Соколова было горячим и аргументированным. Нашлись такие, что тут же подхватили его предложение.
Слов нет, Хасбулатов — личность противоречивая. Я уже упомянул в свое время, что в мае 1990 года, на первом съезде Б. Ельцин на пост своего первого заместителя выдвинул три кандидатуры, в том числе и мою. Спасибо депутатам — меня не избрали. И тогда всплыла кандидатура Руслана Хасбулатова. На одном из узких совещаний я, памятуя просьбу Асланбека Аслаханова (он тоже избран Чечено-Ингушской республикой, работал в Министерстве внутренних дел, генерал), выступил в защиту Хасбулатова. Два раза его прокатили. Он прошел лишь после третьей попытки. Потому что депутаты в большинстве своем русские. Если ставятся рядом Иван и Мухаммет, будь ты хоть самим пророком, тебя все равно вычеркнут, а Ивана оставят... Сам я с уважением отношусь к русскому народу, особенно велико мое уважение к русской литературе, среди русских у меня много друзей. В период работы в Верховном Совете я постоянно помогал деятелям русской литературы и искусства. Но вот многим русским братьям все же не хватает иногда духа интернационализма.
Хасбулатов служил Ельцину. В развале Союза ССР, во многих других преступлениях большую роль сыграл именно Хасбулатов. И он помог Ельцину сделаться Президентом. В первые два года работы он служил Борису Николаевичу, готовый вылезть из сорочки. Он забыл про национальные республики, которые выступали в его защиту. Подобно индюку, кидающемуся на красное, первым бросался на произносившего словосочетания «национальная республика», «суверенитет республики».

*  *  *

Это случилось 9 декабря 1990 года, я очень хорошо помню, потому что вечером в одном из прекрасных уголков Москвы мы должны были отметить день моего рождения. Ельцин поздравил меня с трибуны съезда, вручив цветы. Пожал мне руку и тряс ее секунд пятнадцать-двадцать.
А вот друг мой Хасбулатов поздравил по-другому. Когда я с трибуны Большого Кремлевского дворца поставил вопрос о суверенитете Татарстана, он прерывал меня несколько раз, не давая говорить. Дошло до того, что отключил микрофон и согнал меня с трибуны. Все же по требованию съезда позднее мне была дана возможность закончить свое выступление.
Тот день был для меня историческим. Кто бы что ни говорил, мне удалось во всеуслышание сказать, что республика наша не желает и впредь оставаться второстепенной и татарский народ хочет жить равным среди равных. И это слышали не только сидящие в Большом Кремлевском дворце, но слышал и весь мир. Представилась такая возможность, и я высказался. И ничего... Не повесили и не расстреляли. Зато на другой день в Кремлевский дворец на мое имя пришло около ста поздравительных телеграмм со словами благодарности. От знакомых и незнакомых мне людей. Мне никогда не доводилось слышать столько искренних, добрых слов...
После этого дня и до разгона Верховного Совета мне приходилось много раз встречаться с Хасбулатовым с глазу на глаз. Я не держал в душе обиду на него.
— Ты знаешь, Ринат, — сказал он мне, когда мы сидели наедине в гостинице «Хилтон» в Стамбуле, — если бы я этого не сделал, меня бы ни одного дня не держали на этом посту. — А потом, как бы оправдываясь, добавил: — Против Татарстана было предпринято много действий, и я всегда выступал за смягчение, за урегулирование взаимоотношений. И хотя порой говорил совсем противоположное, на деле старался не вредить вам.
Я знаю, Хасбулатов тоже относился ко мне с уважением. Кажется, то было зимой 1992 года. На совместном заседании президиума Верховного Совета и Совета безопасности рассматривался вопрос о вводе воинских подразделений в Чечню. Перебивая друг друга, его участники говорили, что надо незамедлительно начать войну. Заодно кто-то, кажется Медведев (этот льстец был избран от Мордовской Республики), попытался внести предложение навести порядок и в Татарстане, а Шаймиева с Мухаметшиным арестовать. Естественно, там, где раздаются подобные слова, я не могу молчать. Меня задели за живое, и я разгоряченно говорил, доказывая, что национальный вопрос нельзя решать силовыми методами, что в корне неверно предложение о вводе войск в Чечню. А заодно сказал, что руководство Татарстана избрано народом, и потребовал от Медведева принести извинения за неуместные заявления.
С этого момента обмен мнениями принял другое направление. В мою поддержку выступило еще несколько членов Президиума. После этого выступления в защиту чеченского народа я почувствовал, что отношение Хасбулатова ко мне в корне изменилось. Правда, открыто он не стал благодарить, но воспринимал меня уже по-другому.
Впрочем, все это к слову. Убрать Хасбулатова и избрать вместо него другого — это было предложение, которое чаще всех остальных ставилось на голосование. Сначала его сделали коммунисты, потом русские национал-патриоты. А со второй половины 1992 года за него взялись радикал-демократы. И Хасбулатов, не задумываясь, ставил на тайное голосование этот вопрос, решающий его судьбу. За год-полтора процедура голосования проходила раз десять-пятнадцать.
И теперь, когда судьба самого парламента висела на волоске, не знаю, для чего понадобилось В. Соколову еще раз пытаться убрать Руслана Имрановича. Возможно, он надеялся, что удалось бы спасти Верховный Совет, если бы на место Хасбулатова избрали другого человека. Если так думал, то, конечно, ошибался.
Разве это было время, когда можно было заниматься кадровыми перестановками?! Парламент, который без того расколот на части, в этом случае вообще развалился бы сам собой, а при Хасбулатове как-то можно было еще сохранить такие понятия, как демократия и парламентаризм. Впрочем, и то относительно, потому что руководству страны надо было во что бы то ни стало уничтожить последнюю преграду на своем пути — Верховный Совет. В противном случае ему самому было бы несдобровать.

Народные массы на глазах нищают, все достояние страны, накопленное как государственное в течение семидесяти-восьмидесяти лет, постепенно перекочевывает в руки руководителей-ловкачей и преступных групп. Думаете, граждане страны ничего не замечают? Каждый поодиночке это видит, но люди разрозненны. У них свои заботы, своя судьба. У некоторых, быть может, теплится еще надежда, но бедность заставляет человека замкнуться в себе. А поумневший за последнее время Верховный Совет стал разоблачать суть этих злоупотреблений и преступлений. Вот почему надо было распустить его.