Тени в сумерках

Глава 9

Цель Лейсан — поступление в консерваторию. Экзамены ожидаются не из легких. Говорят, что на одно место не то десять, не то одиннадцать кандидатов. Во всяком случае, такое количество заявлений подано. А большинство абитуриентов — казанские, они же закончили спецшколу или музыкальные училища, или музыкальный факультет педуниверситета. Родители — или доктора наук, профессора, или директора крупных предприятий — богатеи. Даже на консультацию они приезжают на дорогих иномарках. Конечно, и Лейсан не из последних, она тоже приезжает на иномарке. Но те, кто из столицы, они с нескрываемым презрением относятся к периферии. Именуя их никак не меньше, как «деревенщина» или «село». Они стоят в коридоре и, не стесняясь взрослых, курят свои дорогие сигареты, жуют жвачку и плюют на пол. Экзамены еще не начались, а многие уже знают, что поступили.
Вчера Алмаз с братом хотел познакомиться с ректором. Но тот отказывался принять, ссылаясь, что в отпуске и пришел совершенно случайно, и отослал их к председателю приемной комиссии.
Председателя приемной комиссии Алмаз нашел на даче. Представился и выложил свою просьбу.
— О-хо-хо, не знаю как и быть, конкурс-то очень большой. Да кроме всего, вы подзапоздали чуток. Об этом обычно думают заранее, в начале года — в январе-феврале... — пропел кандидат наук.
Никакой надежды в его словах... И только глаза, поблескивая, давали понять: вытащи да выложи, еще не все так безнадежно. Но деньги, как говорится, «на бочку»! Не зря глазки у него так блестят. Ждет, подумал Алмаз, и выложил пачку «зеленых».
— Почему поздно, ведь до экзаменов целая неделя впереди. Давайте этот вопрос решим положительно.
— Что это? Нет, нет, не надо. Заберите обратно, не надо... Уберите... не показывайте... — затрясло его при виде «зеленых». — Это, кажется, много...
 Глазки жадно заблестели и бегали у кандидата от денег Алмаза.
— Нет, не много. Ровно десять штук баксов. Это на пока. Дальше... все будет нормально... Только, чтобы она была в числе студентов консерватории. — Он при этом в упор смотрел в его масленые глаза, которые сделали его похожим на кота, после хорошего улова! Он понял, что дело пошло.
Кандидат усиленно тер виски, оттопыривал губы, в общем сидел как бы задумавшись. Делая вид, что ему очень хочется помочь уважаемому человеку, но это не легко, ох не легко достанется.
— Уж не знаю, как вам и ответить, по... постараемся... — Спокойно взял деньги, два раза пересчитал и положил в карман. — Постараемся решить положительно.
— Уж очень постарайтесь!
А что еще мог сказать Алмаз? Извлек из кармана визитку, дал координаты, фамилию, имя и номер экзаменационной карточки Лейсан.
Встреча, начавшаяся нейтрально, закончилась братским рукопожатием.

* * *

Буквально на днях Фалях по телефону интересовался экзаменами Лейсан.
— Когда же? — спросил он.
— Дня через два.
— Встретился с нужными людьми? Подмазал? — спросил его мэр. Он то хорошо знал, кто из чиновников в его городе и по сколько берет взятки. Знал он хорошо, что и преподаватели вузов не получают вовремя зарплату. И что экзамены это то, что среди учителей именуется страдой. Здесь и только здесь они пожинают годовое благополучие.
— Видел. Поговорили, — ответил Алмаз.
— Встречи, разговоры — это одно. А как гарантия? Гарантия есть? — почти допрашивал его Экзамыч. — Лейсан должна поступить в консерваторию! — отчеканил он.
— Да, но никто не гарантирует особо. Хотя, обещали постараться.
— Э-э-э, так не делают, браток Алмаз, тебе давно пора различать, что такое «постараемся» от конкретного — «сделаем!», — пожурил его Фалях. — А ректора ты видел, разговоривал с ним?
— Видеть-то видел, но он, сославшись на то, что в отпуске, от разговора отказался.
— Да, братан, много же ты поработал!..
На этом разговор был окончен. После беседы с Алмазом мэр вызвал к себе ректора консерватории. Невозможно отказать хозяину города, сказав «Я в отпуске». Он, знает кто из руководителей его города отдыхает, а кто работает. Ректор примчался на машине и буквально вбежал в здание мэрии. Но годы, видимо, делали свое. Он, судорожно глотая воздух, приостановился, а затем медленно, пыхтя, словно огромный кит, двинулся к приемной, где, не замечая людей, напрямую двинулся к дверям мэра. Перед хозяином массивного кабинета ректор окончательно растерялся и, как провинившийся первоклассник перед учителем, мялся возле стола.
Фалях, приглашая к разговору, указал ректору на кресло, тот, еще разок глубоко вздохнув, буквально плюхнулся в него.
— Извините за то, что оторвал Вас от дел, — начал было Фалях, улыбнувшись. — Да, Вы ведь у нас в отпуске!
— Что Вы, что Вы, — испуганно замахал руками ректор. — Какой отпуск может быть сейчас. У нас приемные экзамены, ремонт, подготовка к зимнему периоду... Не поверите, нынче на одно место более десяти абитуриентов... Молодежь помешана на музыке!..
— Ну, хорошо! Народ любит музыку. Этому только радоваться надо и поддерживать всеми силами стремление молодых к образованию и любви к музыке! Вы сами-то как думаете? — При этом Фалях мягко посмотрел на ректора.
— Конечно, замечательно то, что желающих учиться в консерватории много, и это радует. Но к сожалению, мест все меньше и меньше. Все дело в слабом финансировании, в чем явственно проглядывается рука Москвы. Казалось бы, стали суверенным государством...
— Ну, ну, что Вы говорите, — прервал его Фалях.
Все разговоры, что касались политики или чиновничьего аппарата высшего ранга, мэром всегда мгновенно пресекались и вызывали у него раздражение.
— Дорогой мой, уважаемый профессор, у меня ведь к Вам небольшая и для Вас абсолютно незначительная просьба имеется, — Фалях решил взять быка за рога, перешел к тому, из-за чего и вызвал ректора.
— Да, да, слушаю Вас! — При этом ректор достал ручку и блокнот, приготовился записывать указание мэра.
— Что Вы, уберите, это ни к чему, — широко улыбнулся он. — Дело в том, что в Ваше учебное заведение поступает моя родственница, и хотелось бы знать, есть ли у Вас льготы для абитуриентов из сельской местности. Для особо одаренных и талантливых абитуриентов, — сделал ударение Фалях. И как бы в подтверждение сказанного добавил: — Я сам ее прослушал. И сам посоветовал пойти в консерваторию.
При этом он был глубоко убежден, что его рекомендация подтолкнет ректора к мгновенному и безоговорочному решению данного вопроса.
Ректор не любил дилетантов в своем деле.
— Фалях Экзамович, Вы руководите городом, но в музыке вы самодеятельность. Что касается таланта и способностей Вашего протеже, определят специалисты наши. Оценка таланта дело крайне ответственное. В данном случае ваше определение таланта девушки значимо только для Вас. Каждый родитель считает своего ребенка самым талантливым и умным...
— Добро! — прохрипел городской глава. Но не пошел дальше, сдержав порыв гнева. — И что, для Вас не имеет значения даже то, что она моя родственница? Я Вас правильно понял?
— Абсолютно так, господин мэр. В музыке родственные отношения никакой роли не играют и с эмоциями тут ничего не сделаешь. Сдаст вступительные экзамены, пройдет конкурс, мы с большим удовольствием примем Вашу родственницу. Прикрепим лучших преподавателей музыки.
— Но ведь вначале она должна поступить, не так ли?
— Да, Вы правильно меня поняли, приемные экзамены обязательны для всех.
Фалях побагровел от ярости. «Кто это рядом со мной, в самом деле, не из каменного же века существо, в конце-то концов», — думал он, еле сдерживаясь.
— Когда входили сюда, Вы не забыли посмотреть на табличку на дверях, к кому вы пришли и к кому заходите? Черт побери! — голос мэра прозвенел почти фальцетом.
— Я не могу Вас понять. Какое имеет значение табличка на дверях? — сдержанно спросил ректор. — Вы спрашиваете, я отвечаю... Вы говорите, я слушаю.
— Валиеву Лейсан надо принять на фортепианное отделение. Вы меня поняли?!
— Что-то я никак не могу понять, чего Вы добиваетесь? — Детей в высшие учебные заведения у нас принимает специально утвержденная государственная комиссия.
— А Вы осознаете, с кем говорите?
— Конечно.
— Тогда поняли мою просьбу?
— Понял.
— Так станет ли Валиева Лейсан студенткой консерватории?
— Станет, конечно станет, — спокойно произнес ректор. — Дай бог, чтоб экзамены только нормально сдала, успешно...
— Всего Вам доб-ро-го! — сказал взбешенный Фалях. Он не кричал, не кипятился. Но еще мгновенье и.... — О поступлении этой абитуриентки лично придете ко мне и доложите, понятно?! У меня все.
— Если приемные экзамены успешно сдаст, с радостью Вам сообщу. До свидания! — сказал ректор, поспешно уходя из кабинета городского главы. Он был спокоен и величест­вен. Ничто не могло повлиять на его настроение. «Среди руководства и аппарата всякого мусора сейчас много, нормальных, стоящих людей почти нет. И от встречи с каждым чиновником настроение портить не стоит», — думал он, уходя. Уйти-то он ушел. Только вот простит ли его Фалях?
На приемных экзаменах в отделение по фортепиано ректор лично принял участие. Однако был посторонним наблюдателем и в процесс не вмешивался. Сидел молча и наблюдал, но и этого было достаточно для объективных. Присутствие ректора оказало благотворное влияние на ход экзаменов — никаких подтасовок, лжи. Все шло нормально, цивилизованно. Оценки ставились не ради фамилий, а честно по степени знаний.
Только экзаменаторам не нравилось, что ректор на экзамене. «Как это понять? Может, Вы нам не доверяете?» — допекал его молодой преподаватель. Да и председателю комиссии очень даже не понравилось присутствие ректора. Он места себе не находил. Вставал, ходил по классу. Нервничал. Выходил. Уходил. Несколько раз девушка-секретарь вы­звала его к телефону.
— Вы же не слепые, идут экзамены! Не видите, что ли?! Не дергайте экзаменаторов, пожалуйста! — предупредил ректор. Ему хотелось внимательно прослушать всех своих будущих студентов, он хотел знать, с кем будет иметь дело в будущем, какие люди придут в профессиональное искусство. И он с удовольствием выслушал многих.
Когда ректор довольный прошел в свой кабинет, сразу же зазвонили два телефона. До этого перед ним положили список звонивших министров, директоров крупных предприятий. А у дверей его приемной ждали несколько глав районов.
Ректор поднял трубку одного из аппаратов. С того конца провода послышался грубый, повелительный голос главы столицы.
— Как, завершились экзамены?
— Да, только что, Фалях Экзаменович! Четыре часа без перерыва слушал музыку, игру молодых талантов, — сказал ректор, делясь радостным впечатлением от увиденного и услышанного.
— Как там результат? — повысил голос мэр. Он еще покажет ему за «Экзаменович».
— Да по-всякому. Есть очень талантливые. Молодежь, мне кажется, хорошая, ожидать можно многого.
Фаляха его таланты, вообще, мало интересовали, если и интересовали, то он хотел услышать о Лейсан. Неужто дурачком прикидывается этот жук-ректор, подумал он, или же на самом деле глуп так, что никакой гибкости в мозгах! Надо же, и такой добрался до ректорского кресла!
— Если помните, я к Вам обращался с просьбой...
— Да, да, я вспомнил! Как ее фамилия? Да Вы, кажется, мне и говорили, называли ее фамилию... Повторите, пожалуйста, если не трудно, я пойду посмотрю, что она получила за экзамен.
От злости Фалях ударил по столу. И выругался матом, забыв даже прикрыть ладонью трубку.
— Вы что, и имя забыли, и то, что записали, потеряли?!
— Повторите, пожалуйста, не могу вспомнить.
— Лейсан Валиева. Сколько Вы ей поставили?!
— Валиева Лейсан, — задумчиво протянул ректор. — Сколько ей... Подождите минуточку, я сейчас попрошу ведомость мне принести. Выясню, тогда позвоню.
Нет, не чувствовалось, что ректор растерялся и поспешно ищет фамилию. А почему он должен бросаться по звонку сверху? В чем тут его вина?!
— Не нужно, не требуется! — повысил голос Фалях. — Вы ей четверку поставили. Вы беспринципный, безответственный и политически неграмотный человек! У Вас никакой ответственности перед государством. И, сказал бы, вы еще и бессовестный лгун... дорогой товарищ... ректор... И эта Ваша четверка вам дорого, ой как дорого обойдется. — И ударил трубкой об аппарат телефона. «Чтоб голова твоя да под твои ноги!» — пробурчал для успокоения.
Ректор никак не мог понять, отчего гневается на него мэр. Ведь «четверка» неплохая оценка. А при чем тут он, если его родственница владеет предметом только на «четыре»... Как же это так получается, из-за нее, значит, я бессовестный и беспринципный? Даже против государства, так выходит?! Раньше профессора, лауреата международных премий, выдающегося композитора так не унижали. Долго сидел он, сжав руками голову, беспомощный и несчастный. Боль сжимала сердце. Дыханье схватывало. И беспомощный, ослабевший ректор упал на стол.

* * *

Во время экзаменов Алмаз был в консерватории. Он сидел в кабинете председателя приемной комиссии. Он же сообщил Фаляху об оценке Лейсан. Узнав о четвертке, Алмаз сам был ошеломлен. Не провал Лейсан напугал его, пока бояться было нечего, да если и не пройдет, ничего с ней не случится, а вот престиж Алмаза несомненно упадет, если не рухнет. Да и перед старшим братом неудобно. Скажут теперь, даже свою племянницу не смог устроить в вуз, так как же ему доверять серьезные торговые сделки, дела?! А как покажется на глаза хозяину города?! Стыд, да и только.
Алмаз обратился к председателю комиссии:
— Что дальше будешь делать, друг мой? Какие варианты и предложения будут?!
Председатель хорошо понял подтекст сказанного.
— Подождем следующих экзаменов.
Но такой ответ не удовлетворил Алмаза.
— Сколько? Сколько тебе еще накинуть ? — спросил Алмаз, доставая из кармана солидную пачку денег.
— Что Вы! — замахал руками, как и в первый раз, кандидат-председатель.
— Мне нужен результат, друг!
— Понимаю, понимаю…
— А какие у нее сейчас шансы? Ты подумай — моя племянница должна стать студенткой консерватории, и баста!
— Шанс?!. — задумался председатель. — Шанс пока еще есть, более сорока абитуриентов первый экзамен сдали на «отлично».
— А сколько принимаете?
— Двадцать пять. На отделение фортепиано всего-то двадцать пять!
— Следовательно?.. — уставился на собеседника Алмаз. — Надо решать сейчас. Поэтому делай, а с меня все что хочешь: деньги, машину, квартиру. Где хочешь?!
Председатель приемной комиссии поднес палец к губам.
— Тссс! Не будем спешить. Возможно, я найду способ.
— Не «возможно найду»! — вскочил Алмаз с места. — Скажи, что мне сделать, уж я сделаю все. Только второй экзамен должен пройти так, что всем, кто получил на первом экзамене пятерки, на втором надо поставить четыре и тройки. Это же в твоих руках!
— Да, конечно... но...
— Ректор?! Пусть он тебя не беспокоит. А что, ректор такой богатый у вас?
— Все его богатство — костюм на нем!.. Но ему ничего такого не надобно. Он не такой, как все. И напрасно с ним об этом говорить.
— Хорошо, понял, — остановился Алмаз. Казалось, пошел на выход. И, распростившись, поспешил к Фаляху, который нервно ходил по кабинету, ожидая его.

* * *

«Кабы знал, соломку бы подстелил», говорят в народе. На второй день, ректор, ушедший из дома веселый и мурлыкающий под нос песенку, домой не вернулся. Авария — попал под машину. Надо же такому случиться. Сотрудники ГАИ приехали, проверили, померили, однако парень, что был за рулем машины, оказался невиновен, ректор сам по рассеянности вышел на проезжую часть и попал под колеса.
Секретарь в приемной подтвердила, что господин ректор жаловался на давление и сердце. В общем, недомогал еще дня два назад. Ходил без настроения, обычно слово­охотливый, стал неразговорчивым, сказала она.
И хотя ректор, слава богу, не умер, но оказался в больнице. С тяжелой травмой его увезли, как и подобает, в лучшую в городе спецклинику.
Да, творческие люди рассеянны и забывчивы. Видно, шел и, воодушевленный кем-то или чем-то, сочинял на ходу музыку. Вот и результат. Так думали большинство знавших ректора людей.
А что до Лейсан, дела ее пошли на «поправку». Послед­ние два экзамена она сдала на «отлично»! И, наверное, вы уже поняли, имя этой счастливицы красовалось в списке студентов первого курса консерватории. Председатель приемной комиссии первым позвонил и доложил об этом радостном событии главе города.