Взлететь бы мне птицей...

Глава 29

Наутро он проснулся раньше обычного и, как всегда, бодрым и жизнерадостным. За чашкой чая и завтраком они еще раз поделились своими впечатлениями от вчерашнего вечера. Поблагодарил жену за завтрак и за то, что она есть. Как всегда быстро переоделся в летную форму, причесался у зеркала, нежно поцеловал сперва жену, затем дочурку и, щедро улыбаясь, скрылся за дверью. Жена с дочкой, как обычно, провожали его, стоя у окна, махая рукой до тех пор, пока он не скрылся за поворотом.
Подходя к самолетам, он успел уловить: пилоты, пришедшие раньше его, о чем-то спорили и возмущались.
— Что такое? Что случилось и что за шум? — спросил он у первого встречного летчика.
— Капитан Хитрич отказался лететь на том самолете, который весь дребезжит, — был ответ.
Хитрич — опытный пилот, ас, сбивший во время войны более двадцати фашистских самолетов. Поэтому он спорит с командиром полка и отстаивает свое мнение. У него на это, как у опытного летчика и фронтовика, есть все права. А вот молодым летчикам такое право не дано, им остается только повиноваться.
Капитан Хитрич — не такой человек, чтобы понапрасну скандалить или возмущаться. Выходит, его довели. Полковому командиру Прищепе он прямо и при всех высказал свои претензии:
— На этом самолете ни я, ни летчики моей эскадрильи не полетят. Я им этого не разрешаю.
— Ты забываешь, с кем разговариваешь, капитан.
— Я разговариваю с командиром полка, которому так же должно быть не безразлично здоровье его подчиненных.
— Капитан, ты хоть и прошел войну, но разговаривать с командиром, вижу, не научился.
— Я говорю о деле, товарищ полковник, а не прошу у вас внеочередной отпуск или какие-то другие поблажки для себя.
— Самолет исправен. Готов к полету. Исполняйте приказ.
— Он негоден для полетов. Если не верите — спросите у летчиков, которые летали на нем в последнее время. Они все здесь.
— Механик Шадрин, — крикнул Прищепа.
Механик в толстом стеганом бушлате подбежал к командиру.
— Механик Шадрин слушает, товарищ командир.
— Что случилось с Миг-17 под номером 761?
— Работают все системы. Но… — он запнулся.
— Что значит «но», продолжайте, механик Шадрин.
— Самолет довольно старый. И немного вибрирует.
— Что за разговоры, механик Шадрин. В советской авиации нет старых самолетов. Разве техника может работать без вибрации? — Полковник заметил, что механик испугался. — Вон, вроде ты и сам дрожишь? Может, тебя самого нужно списать…
— По моему мнению, товарищ командир полка, самолет надо вернуть на завод. В наших условиях не определишь причину этой вибрации.
— Отставить, механик Шадрин. Тебя самого надо отправить на завод, выпустивший тебя. Отправить на завод или оставить — это не твое дело.
Виновато опустив голову, механик отошел в сторону. Прищепа вновь обратился к Хитричу. Но теперь он говорил с ним уже значительно мягче.
— Самолет сегодня и завтра должен отлетать свою норму. Ты знаешь, это придумано не мной… Пойми, я так же, как и ты, нахожусь на службе.
— Моя эскадрилья уклоняется от полетов на этом самолете, — решительно заявил Хитрич. Он сказал — как отрезал, мол, бесполезно поднимать этот вопрос. — Извините, товарищ командир, у меня на это есть право.
— Запомни, капитан. Я это так не оставлю.
— Договорились…
— Острить будешь в другом месте, тоже мне, ас…
— Разрешите идти, товарищ командир, — и Хитрич направился к группе, где стояли члены его эскадрильи, внимательно слушая разговор старших командиров.

Прошло какое-то время. Но не более десяти-пятнадцати минут. И тут громко объявили новый приказ командира полка: «На Миг-17 № 761 полетит старший лейтенант Смаков». Рафаэль хорошо знал этот самолет, не раз летал на нем. Дней десять тому назад он в нем чуть не попал в штопор и с трудом посадил его. Все это происходило перед глазами командиров, но его за это даже не поблагодарили, а наоборот, пытались обвинить. Вот опять этот самолет!.. Что делать, у Рафаэля не было заступника, как капитан Хитрич, или как прежний его командир Биязович. Он не мог отказаться. Откажись он, Прищепа такой скандал, такой шум-гам поднимет. У него не было вариантов, стал готовиться к полету.
Не давая повода для разнотолков, он твердыми шагами прошел к самолету и скрылся в кабине. Включил зажигание. Двигатель работал исправно. Приборы — в порядке. Возможно, действительно, нет причин для беспокойства. И все же сегодня он немного волновался и тронул штурвал — будь, что будет. И пролетал по заданному маршруту — 50 минут. Когда он пошел на снижение, самолет вдруг завибрировал. Но Рафаэль не растерялся, хоть и с большим трудом со второй попытки благополучно посадил самолет.
Когда после обеда летчики выходили из офицерской столовой, весело разговаривая, его отозвал командир эскадрильи Дьячок.
— Старший лейтенант Смаков, командир полка выражает вам благодарность.
— Вот как, — произнес он, не веря своим ушам. В этом полку впервые его благодарили.
Но оказалось, командир эскадрильи еще не закончил.
— После обеда ты опять полетишь на этом самолете. Так что командир тебе оказывает доверие.
— Самолет ненадежный, товарищ капитан. В отдельных ситуациях начинает вибрировать сверх нормы. Приборы сбиваются, — пытался объяснить Смаков.
— Тебе, старший лейтенант, поручено выяснить все неисправности данного боевого самолета и после посадки написать детальный отчет. Так велел передать командир полка.
— Я не первый год летаю, товарищ командир эскадрильи. Летал на разных самолетах, но с такой непонятной неуправляемостью не встречался.
— Здесь слова лишние, старший лейтенант Смаков. Все укажешь в отчете...
— Может быть, вначале вызвать техническую помощь?
— Это приказ, старший лейтенант. Приказ командира полка. Нужно выполнять без всякой болтологии. Понятно?
— Понятно, товарищ командир, — нехотя произнес он и медленно направился к этому проблемному самолету.
У самолета суетился технический персонал.
— Выяснили недостатки? — спросил Рафаэль.
— Вроде бы все в норме, — равнодушно отозвался один из них. А второй по-своему пошутил:
— Либо погибнешь, либо останешься жив — это точно...
Эта шутка, понятно, не понравилась летчику. Но он не показал вида. Рафаэль ведь прекрасно знает: эти ребята не виноваты. Они делают все, что в их силах, а остальное — Божья воля.
Рафаэль сел за штурвал. Спокойно, словно впервые видел, проверил все приборы, рычаги. Вроде все в порядке. И двигатель заработал. Он вновь просмотрел летную карту. На этот раз он должен был проделать сложные элементы и провести тактику нападения. Самолет без проблем взлетел, поднялся на положенную высоту. Как положено, пролетел около семидесяти километров от аэродрома. Он приступил к выполнению обязательных элементов. Первый удался, второй... Только вот почему-то вдруг рычаг регулирования высоты перестал слушаться его... И все же после долгих усилий он выполнил третий... Опять проблема... На этот раз — анархия в приборах. Виданное ли это дело?! В чем причина — непонятно... Вдруг самолет задрожал и начал терять высоту... Что это? Самолет не слушается его! Катапультироваться? Нет, он не пойдет на это. Ведь нет ничего тяжелее для летчика, чем слушать обвинения в свой адрес, что якобы он струсил и раньше времени сбежал с самолета! Рафаэль таких обвинений не потерпит! Да и Лене будет неприятно слышать об этом. А она ждет ребенка — мальчика! Нельзя ее в таком положении расстраивать! До сих пор не встречался еще самолет, который не подчинился бы ему, которым он не мог управлять. Чего бы ему ни стоило, он должен посадить самолет, хотя бы в степи, снег еще не глубокий. Он стал искать место для посадки. Как назло, под ним возникла какая-то деревня. Самолет, потерявший управление, с жутким гулом идет на деревню. Вон колхозная ферма... Поодаль вроде школа. Во что бы то ни стало нужно набрать высоту, увести самолет в сторону — отлететь от деревни как можно подальше. А штурвал заклинило, не повернешь ни влево, ни вправо. Изо всех сил он тянул непослушные рычаги. Вроде самолет стал послушнее, как бы там ни было — деревня осталась позади. Но земля бежит назад, качается, вертится. Да это же не земля — а самолет... Ну да, самолет. В голове, словно стрелы, один за другим проносятся мысли. В одно мгновение он представил: мать — возвращается с коромыслом и двумя ведрами родниковой воды, Лена — одной рукой придерживая свой живот, другой качает колыбель с ребенком. Как красиво они вальсировали только вчера... Незабываемый был вечер... А повторится ли он еще…
Стой, кто кричит? Чей голос перекрывает гул самолета? «Папа, па-поч-ка, где ты... Я тебя очень, очень хочу видеть!» Кто так надрывно кричит?.. Чу, да это же голос его еще неродившегося сына...
Тут земля соединилась с небом... Все оборвалось… Раздался страшный взрыв.
Птицы, гнездовавшие на старых деревьях, росших вокруг деревни, — вороны и галки, сороки и воробьи — все в один миг от страха быстро взмыли и понеслись к лесу. Вселенная вдруг затихла... Течение времени остановилось…

Услышав далекий гул, Лена, укачивающая дочку, вздрогнула. «Что случилось?» Сердце словно раскололось, и ребенок начал брыкаться. Она обеспокоенно посмотрела на стенные часы. Часы показывали пятнадцать минут второго дня...

Свидетелем этого страшного взрыва оказался единственный человек — животновод, везший сено на санях. Если верить ему, то, когда самолет взорвался, упав на поле, из жуткого гула и огня вылетела какая-то чудная птица. И мгновенно взмыв высоко-высоко в синее небо, энергично махая крыльями, улетела куда-то далеко-далеко в сторону кыйблы14  на юг...

 Октябрь 2006 — май 2007
                                                      Москва — Казань