БЕЛЫЕ СКАЛЫ

Глава 5

Снять козленка с крыши лабаза оказалось нелегким делом. Целая операция. Большое событие. Вышли из дома все члены семьи. Азат и Минлегаяз позвали с улицы мальчишек. Когда во дворе собралось около десятка людей, составили план, кому что делать. Мальчишек со стороны сада выстроили в ряд, чтобы не пустить туда козленка. Аминэ апа вынесла целый таз горячей картошки, намятой для кур. Но сколько бы она ни звала – и «бараш-бараш», и «коз-коз-коз», – Микэй даже не повернул головы. Ходжа абзый взял новенький веник, влез на самый край крыши и стал звать козленка. И к его словам не прислушался упрямец. Сват из Верхнего Соня рассердился, не выдержал, нашел во дворе твердый ком снега и бросил в козленка. Снежный ком ударил Микэя в бок, но тот даже не пошевельнулся.
– Лестницы нет ли в доме, ну-ка, принесите лестницу, – сказал сват из Верхнего Соня, придя к какому-то решению.
Ходжа абзый вынес из лабаза лестницу, по которой взбирались на настил. Позвали Минлегаяза. У мальчишки рот до ушей, раз ему доверяют такое ответственное дело...
Снег на крыше был глубокий. Но Минлегаяз быстро взобрался на крышу. Потом по ребру начал приближаться к козленку, который стоял на вершине лабаза.
– Как бы не лягнул, голову разобьет, – крикнул кто-то из сада.
– Ты что, стригунок он, что ли, чтобы лягаться, – ответил другой.
– Сынок, поосторожней, не упади ненароком, – обеспокоилась мать, Аминэ апа.
– Если и упадет, то в глубокий снег, что с ним случится? – Ходжа абзый тоже подал голос.
Сколько людей с надеждой смотрят на Минлегаяза? Разве не приятно чувствовать это? Минлегаяз еще больше осмелел и двинулся вперед. Почти добрался до козленка. Стоящие внизу вдруг разом замерли, ожидая, что же будет. Минлегаязу показалось странным, что Микэй стоял, даже не оборачиваясь к нему, будто он ничуть его не боялся. Не замышлял  ли уж что-нибудь? Застыл, как неживой, и стоит.
Между тем из сада стали доноситься советы мальчишек, которые старались перещеголять друг друга.
– Хватай его за хвост!
– Что раскис?
– Лови же, лови...
То ли закружилась голова от приятного чувства ответственности, то ли заворожил неподвижно стоявший козленок, Минлегаяз, не зная, к какому решению прийти, раскинул ноги и сел на снег. Только тут Микэй обернулся и посмотрел на него. Но не испуганно, а так, мол, что тут делаешь.
– Обними его, сынок, – сказал Ходжа абзый. Его голос прибавил Минлегаязу решимости. Он протянул руки и внезапно всем телом устремился вперед. И... упал лицом в снег, туда, где только что стоял козленок. А Микэй с неуловимой быстротой поднялся на дыбы и успел метнуться вниз, утонув в глубоком сугробе.
Заждавшиеся мальчишки с криками «урра», толкая друг друга, бросились к козленку. Но не успели они подбежать, как Микэй уже сам выбрался из сугроба и спустился во двор. Выбрался и стал посреди двора, поглядывая в сторону сада, мол, почему это шумят мальчишки, и как ни в чем не бывало принялся отряхивать с себя снег.
Минлегаяз все еще находился на крыше лабаза, но теперь его уже как будто и не существовало для тех, кто был во дворе. Не зная, плакать или смеяться, он еще немного постоял и, подняв вверх обе руки и с криком «урра», прыгнул в сугроб вслед за козленком.

Козленок стал жить в теплом уголке дровяного лабаза. Сейчас, хотя уже стало ясно, что он не собирается убегать, все же еще было далеко до того, чтобы считать его ручным. Стоило ему оказаться во дворе, и он начинал носиться, забыв обо всем на свете. И каждый раз по прислоненным бревнам одним прыжком взбирался на крышу лабаза. Продвигался вперед и становился на привычное место – на самый конек. Выпятив грудь и выгнув шею, смотрел на лес.
Сейчас его уже там никто не беспокоил. Прохожие на улице, завидев козленка на крыше, с удивлением смотрели на него некоторое время, качая головами, и шли дальше своей дорогой. Знать бы: куда он смотрит? Чего ждет? По ком скучает?
Когда каникулы кончились и Минлегаяз стал ходить в школу, Азату стало одиноко. Не хотелось даже идти на речку кататься на санках. Если пойдет туда, в деревне останется Микэй. А постоянно вертеться на чужом дворе – как-то неловко. Малыш Вакиф все больше сидит дома – он любит крутиться возле матери, которая вяжет из заячьего пуха то шаль, то носки и варежки.
Не усидеть целый день дома одному, и вот он снова на улице. Руки в карманах. Шагает, пиная валяющиеся на дороге лошадиные яблоки. Попытался свистнуть, ничего не вышло, только слюни разбрызгал. Хоть бы кто посмеялся над его неумением. Проходя мимо, по привычке заглянул в щелку в воротах соседей. Вся птица и скотина была во дворе, корова, овцы, гуси, утки, куры суетятся и квохчут, радуясь солнцу над головой. У них, кроме Микэя, есть еще две большие козы. Одна из них уперлась в ворота лабаза и чешется, другая рядышком трясет бородой, словно жует жвачку. Микэй один стоит посреди двора.
Вдруг коза, устав чесать спину, устремилась к Микэю, Микэй совсем не походил на этих коз с большими животами и большими рогами, с длинной, свисающей клоками шерстью. Он был похож на птицу, которая случайно приземлилась в этом дворе. Округлое небольшое тельце, прямые ноги, стройная и длинная шея, крутой лоб – все говорило о нежности и гордости.
Те две козы тоже, должно быть, восхищались этой красотой. Но не всякое восхищение бывает поводом для уважения и почета. Восхищение иногда вызывает зависть, тревожит душу. Козы обошли козленка, вытягивая носы, словно искали, к чему бы драться. Микэй же и ухом не повел, будто их вовсе не существовало. Это, кажется, не понравилось одной из больших коз. Она подошла к Микэю, концами рогов толкнула его в шею. Козленок только повернул голову. Большая коза, еще раз обойдя вокруг него снова встала напротив Микэя. Расставила задние ноги, затрясла загнутыми, как серп, рогами.
Микэй не шевельнулся, будто все это его не касалось. Даже прикрыл глаза, блаженствуя в лучах солнца. Рассвирепевшая коза внезапно отступила на шаг и со всей силой ударила козленка. Совсем не ожидавший такой злобы, Микэй сжался, как мехи гармони.
По телу Азата, наблюдавшего за этим, пробежал озноб. Будто его самого злая коза приперла к столбу. Влететь бы сейчас во двор и избить палкой эту злюку. И вдруг он застыл, разинув рот. Когда та, проклятая, стуча копытами, снова приблизилась, чтобы повторить, козленок мгновенно преобразился. С неуловимой быстротой поднялся на дыбы, изогнулся, как вопросительный знак, и, бросившись вперед, двинул разбойницу под шею. Большая коза с серповидными рогами чуть не перекувыркнулась. Тихонько повернула она обратно и, не оглядываясь, качая головой, скрылась в воротах лабаза.
Не веря своим глазам, Азат вошел во двор. В это время на лестнице показался маленький Вакиф с кочергой. Второпях он забыл надеть шапку, ноги выскакивали из больших калош.
– Убью, где эта старая разбойница... Где? – крикнул он. Птица и скотина, испугавшись его, бросились врассыпную. Даже Азат и тот насторожился. Надо же, как размахался...
– Кого убьешь? За что? – метнулся Азат в сторону от кочерги.
– На Микэя нападает старая разбойница. Куда она убежала... – метался Вакиф. Но большой козы след простыл – как ветром сдуло.
– Перестань махать своей дурацкой железякой, по голове себе попадешь, – принялся урезонивать его Азат.
– Ишь, разбодалась... Я ведь видел в окно, пропорола бы Микэя, – Вакиф не переставал озираться по сторонам. Не смотри, что мал, гнев сделал малыша удалым. А у самого от досады вот-вот готовы брызнуть слезы из глаз.
– Хи-и, да ты, оказывается, не видел, как Микэй сам ее чуть не убил, если очень хочешь знать, – дернул его за рукав Азат. В это время показалась Аминэ апа.
– Вакиф, тебе говорят, Вакиф, иди скорей домой. Лето, что ли? Совсем с ума сошел, почти голый.

– Подожди меня, Азат, сейчас только схожу оденусь. – Вакиф юркнул обратно в дом, волоча за калошами кочергу.