Тени в сумерках

Глава 8

День проходил за днем. Фалях обещания свои сдержал. Вначале одиноких стариков и старух лишил дома инвалидов, отправил их из центра на окраину города. К счастью обанкротился химзавод. Освободилось одно из общежитий этого предприятия. Правда, использовали его под гостиницу для приезжих. Ну раз заводу капут, то и общежитие сочли ненужным. А директору комбината-банкрота нужны деньги. Рабочим надо хотя бы прощальные выплатить... А к кому приходят за деньгами в городе? К главе города... Не много дал Фалях, но мало помалу капнул. Дал он немного денег директору и обещал куда-то пристроить. В результате, и директор на месте, и рабочие не бастуют.
Да и инвалиды обрадовались, как никак со всеми удобствами, на ветер не бегать! Хотя не в комнате. А в центре, им объяснили, воздух заражен. Транспорт и всякое там. Вот мэр, молодец, позаботился, на чистый воздух переселил их. А «химия» больше работать не будет. Ибо рядом инвалиды. На месте ее будет база культуры и отдыха! Перестройка! И поверили инвалиды, а как же иначе — ПЕРЕСТРОЙКА! Какое красивое это слово и как звучит…
Надо сказать, врачи и воспитатели никак не хотели расставаться с центром. Не хотели, но главного врача уговорили все-таки. Не поддался бы уговорам, да сын жениться задумал. Пообещали трехкомнатную квартиру. Сам побежал в поле и всех за собой поволок. А как же иначе, сын все-таки.
Итак, старый особняк, подобный ханскому дворцу, с такой легкостью, сам собой, так сказать, попал в руки Алмаза. Друзья-товарищи сначала не поверили такому чуду. Думали, что Алмаз в очередной раз «шутит». Они знали, что Алмаз иногда любит преувеличивать да приукрашивать. Но все оказалось правдой. И, когда на древние, но прочные колонны (здание было построено задолго до большевиков, аж полтора века тому назад) Алмаз вывесил вывеску ООО «Алтын Ай», сомнения и вовсе исчезли. И все те, кто с ним обращался попросту и называл, как мальчика, Алмазка, с этих пор начали величать его Алмаз Шавалиевичем, при этом низко кланяясь.
Узаконить кинотеатр тоже особых сложностей не вызвало. Учитывая, что здание пустует, вынесли вопрос на аукцион. Да насчет аукциона, вы уж, наверное, знаете, как они у нас проводятся. А вот так просто. Три-четыре организации, то есть руководители организаций, соревнуются в выкрикивании. Но все уже заранее обговорено и решено. И кому что достанется — знают заранее. А эта «кинокартина» для протокола, так надо, значит! И здесь лягаться не надобно. Лягнул, сломал ногу, или тем паче, шею свернул или без головы остался. Знай впредь — идешь против чьих-то интересов, то и получи!
И когда Алмаз сказал свое последнее слово, установилась гробовая тишина. Все умолкли. Он, естественно, победил. Соперники пожали ему руку. Об этой «исторической победе» СМИ писали без малого целую неделю. А телевидение и радио все уши прожужжали. Они рассказывали об этом, восхваляли и возвеличивали базарные отношения и их преимущество. Прекрасный спектакль.
А глава города через пятнадцать дней все решил так, «как было решено»: здание было на законных основаниях передано ООО «Алтын Ай» для ремонта и дальнейшего использования. Это было сделано безвозмездно. То есть Алмаз не потратил на приобретение ни единой копейки из своего кармана. Вот так-то вот!

С тех пор наш друг Алмаз озаботился устройством казино. И, если помните, то был разговор о книжном магазине. Судьба магазина беспокоила многих горожан, но городской глава, да, кстати, он первым указал легкий и недорогостоящий путь освоения этого важного предприятия. Указать-то пути он указал, но, оказывается, иногда бывают маленькие неувязочки.
Указания «хозяина» Алмаз исполнял абсолютно точно. Позвал в один из вечеров к себе того самого журналиста с поэтом. Организовал им шикарный стол. Поставил перед ними шотландский виски.
— Ну а что это и с чем кушают? — воскликнул, увидев дурманящий напиток один из гостей. Передавая из рук в руки бутылочку, любовались ею, какая красивая и как умеют делать иностранцы-подлецы такую манящую прелесть.
— Будем, что ли, пить эту... — засомневался журналист, — или не будем пачкать рты этой чужеземной хреновиной?..
— Ты смотри сам, а я красное вообще не пью! — ответил поэт. И погладил свои пышные, вобравшие весь ум мира, черные усы.
— Что ж, он только цвета красного, а по вкусу ну... не вермут же! Написано «виски», буржуины пьют такое!.. Это их напиток!
— Ну, давай тогда, пусть будет по-твоему, наливай, хлобыстнем для начала по стаканчику этой заразы! Не понравится, перекочуем на нашу «Чистопольскую» или «Столичную»... — И, взяв в зубы, рванул винтовую пробку напитка буржуинов.
А вообще-то могли просто отвернуть крышку недотепы. Да ладно, хрен-то с ними, думал про себя Алмаз. Он не вмешивался в этот удивительный по своей пошлости процесс. В большой фужер для воды налили виски. И, с шумом выдохнув изо рта воздух, хлыбыснули фужеры в чрево, дружно ахнули. И занюхав рукавами, потянулись за закуской, затем, как один, похватали из вазочки лед и начали звонко грызть его.
— Какая прелесть! Ну молодец Алмаз! Ай да хозяин! Французы, мать их эдак! Всегда эту заразу пьют, закусывая льдом. Умеют же жить буржуины! — Но через некоторое время его прорвало: — Зараза и только, если бы эта штука была нормальной штукой, то буржуи его к нам и не стали бы направлять!
— Как поэт ты хоть и дрянной, но балакаешь верно, не наш это напиток. Тьфу, дерьмо! Айда, брат, перейдем поскорее на нашу родную водочку. Лучшего пока нет и не будет! А это зараза, да и только! Самогон дрянной! Пусть сами пьют мочу эту, — поддержал поэта журналист.
Но пока на столе был только виски. Алмаз дал знать помощнику, и тот живо принес водки и поставил на стол.
И на этот раз поэт преуспел. Бутылка перешла в его руки. Хотел зубами рвануть пробку, но не тут-то было. Зубы о зубы щелкнул, что чуть не сломал. На несчастье поэта в этот раз бутылка была откупорена.
— А почему открыта бутылка?! Не водяная ли водка? — произнес он строгим голосом.
— Что там на бутылке? Посмотри-ка этикетку! — приказал журналист. Как будто не пили они что попало, а только отборное! Как будто только ограниченное число наименований входят в употребляемый ими ассортимент пьянящих напитков.
Хоть со зрением у поэта было туговато, но он напрягся, сожмурился и по слогам прочел:
— «Пет-ров-ская».
— Как «Петровская»? Отлично! — Это водка моего приятеля, дорогого Салимхана! Эта водка вообще последнее время на высоком уровне. Даже сам российский президент, говорят, пьет «Петровскую». Сам запрашивает у Салимхана — нашего водочного короля. Ящиками ее туда, в Москву везут. В два дня — ящик, говорят, опустошает, парень...
— Да, брат, оказывается, этот самый президент-то, свой, оказывается, человек...
— А наш татарский, говорят, толком и пить не умеет. Слабоват и не может, значится!..
— Да, есть же на свете счастливые люди, бесплатно пьют и бесплатно закусывают... Избираются президентом или депутатом и пьют бесплатно столько, сколько сами захотят!
— Так в чем же дело, изберись и ты. Усы у тебя что надо, ростом, правда, ты не ахти, зато зад твой так и приспособлен для кресла. Прикидываться умным ты умеешь, голос у тебя что надо, так что действуй! И то ведь важно, наш «бабай» землякам своим не равнодушен. Ты хоть и с другого берега речки, но ваших он не обижает. Прямо-таки от вас млеет наш «бабай»!
— Ты прав, он умеет отличать бездарь от таланта!
— Э-э-э, ты давай лишнего не трепи и не хвастай. Сумеешь подкатить к «бабаю» — хорошо. Подхалимов-то он любит! Вот так-то, — изрыгнул собеседник. Он старательно что-то закручивал. Оказывается, пытался заткнуть бутылку самодельной бумажной пробкой. Затем ни с того ни с сего: — Хемингуэй только виски и пил.
— А вот наш поэт Ркаш только водку пьет, — пошутил поэт в заключение. — Да и нам не помеха она, водка-то... И хоть мы не Хемингуэй и даже не Ркаш, с большим наслаждением пьем ее, зеленую! Да и народ наш, и млад и стар, хлещет водку. А мы вместе с народом! Давай за наш родной и многострадальный народ!
— Фу, как это русские пьют такую дрянь!
— Русские не знаю как, а татары ведрами хлещут!
— Хоть и горька она, матушка, но своя! — сказал довольный журналист, чмокая закуску, и дополнительно забросил в пасть кусочек льдинки.
— Фу, зараза! — закашлял поэт, занюхивая свой рукав, и затем тыльной стороной ладони прикрыл рот. — Вот так ее по губам... по губам! Сколько ни пьешь эту дрянь, а хочется и хочется, зараза!..
Что есть хозяин для них, что его нет. Сколько времени прошло, как пришли, все пьют и пьют, хоть слово о деле. Даже в шутку ни-ни! Каких-то законченных алкашей прислал ему хозяин, подумал Алмаз с горечью. Вот корми их, пои!.. Не похоже, что от них какая польза будет. Безнадежные алкоголики! Откуда им завтра написать и опубликовать в газете обращение... Безнадежные... не дай бог, подохнут от чрезмерного употребления спиртного!.. Гнать бы их в три шеи, да страшно, от Фаляха они. А кто знает, может и есть резон их поить! Чем черт не шутит!
— Парни! — обратился к ним Алмаз. — Что-то вы мало едите! Ведь все, что поставлено на стол, это для вас, мои почтенные. Ешьте, не стесняйтесь.
Дело, конечно, не в этом, не кушают так, ну и черт с ними! А хотел он беседу повернуть в нужное русло. Поскорее объяснить им суть дела и расстаться. И без них дел невпроворот, скольких надо увидеть, сколько решить. И еще, нет худшего испытания для трезвого человека, чем выслушивать пьяного, а тут сразу два охламона перед ним.
— И попьем, и покушаем, всему свой черед, братишка, успеем, — успокоил журналист.
И стихотворец его поддержал:
— Вы, зараза, интересный народ, бизнесмены. Не бывает так, чтобы нашатырем обработал и тут же мех появился. Так не бывает, зараза! Мы творческие люди. Без вдохновенья не можем приняться за дело...
— А для того, чтобы пришло вдохновенье, надобно немного принять на грудь, не так ли, дорогой поэт?
— Ну... А что вы думаете, пьют от хорошей жизни, что ли, — говорил поэт, разливая остатки.
Вышло ровнехонько, даже с завязанными глазами могли они по звуку ровно в каждый бокал, не обижая другого, разлить водку.
Выпили залпом.
— А теперь о деле. Чего от нас хочешь? — обратился к Алмазу журналист, посасывая очередную порцию льда.
— ...Так эту заразу нам не выпить, она нескончаема, правду я говорю? — решил пока поставить точку поэт, делая серьезный рабочий вид, вытягивая по-деловому, как ему думалось, шею. Если бы она, эта шея, у него еще и была бы!.. — Когда тебя посетило вдохновенье, в первую очередь надо о работе заботиться. А пить можно и после... Успеем выпить!..
И тут вступил в беседу Алмаз. Он рассказал, что хочет на себя взять ответственность за большой магазин в центре города, и начать торговлю книгами по-современному.
— Нет, брат, — остановил его журналист. — Ты нам об усовершенствовании торговли, о заботе за судьбу отеческой литературы мозги не пудри, это сказка и ее ты дома расскажешь своей милой женушке на ночь.
— Да, успокойся ты, не горячись, дай послушать, — остудил его поэт.
— Я не горячусь, не самовар! Я привык вещи называть своими именами, — ответил журналист и продолжил: — Ты не крути, а скажи прямо, чего ты хочешь?! Цель свою нам раскрой, чтобы нам было легче разобраться, а затем... Что мы, не знаем, что тебе не до книг?! Не в том твоя забота. Скажи, похвалить тебя надо? Похвалим! Водку мы твою выпили. Удовольствие получили. Теперь покажи врагов своих. Нет таких, кто нам не по зубам!
Да и поэт поддержал своего лучшего друга-собутыльника.
 — Ты не подумай, что я слабак, — сказал он Алмазу. — Это я на первый взгляд и внешне только, для маскировки, что ли. Ты, наверное, не читал меня... мои вещи... И кроме всего, я и депутатов ставил на место. Еще кое-кого…Только пух от них летел по свету!
Понравились Алмазу их конкретность, стремление отработать выпитое. Вот, оказывается, почему ими дорожит хозяин! И гости поняли Алмаза. Дополнительных вопросов не было. Взаимопонимание было достигнуто.
— Мы это дело выполним как надо. И земляку направим письмо, и в газетах опубликуем.
— Поэт совершенно прав. Это лучше нас двоих тебе никто не сумеет сделать! Вроде открытого письма напишем. И, чтобы все было окончательно и бесповоротно, дадим на подпись пяти-шести почетным старцам. И если так, если «бабай» наш увидит подписи старейшин, то все, не откажет. Он любит их...
Договорились. В честь этого пропустили еще по стаканчику... Бутылочку на двоих, конечно. Побросали в пасти по льдинки. А поэт произнес в адрес водки ругательство: зараза... И хотя пришли как бы без особого настроения, а уходили как Суворов после восхождения его армии на Шипку. И когда Алмаз всучил им в руки еще по бутылке «на дорожку», они вообще преобразились. Лица их горели, как у победителей, взявших только что Берлин и принявших сто сталинских грамм атачных.