Взлететь бы мне птицей...

Глава 5

 Когда они, закончив работу, уже собирались в школу, вдруг Рафаэль услышал свист. Кто-то вызывает его. У ворот стоял Нурулла.
— Есть срочное дело. — Он отвел Рафаэля в сторону и зашептал, словно речь шла о какой-то тайне. — Оказывается, начальник райтопа женит своего сына. Он приглашает нас на свадьбу.
— Какая свадьба во время войны, не шути, — махнул рукой Рафаэль.
Но тот не шутил, был серьезен.
— А дела такие, мой друг, — начал Нурулла, подражая старшим. — Только не перебивай, ладно? Помнишь Лизу, которая работала с нами?
— Хорошо помню. И что...
— Что, что... Тогда я несколько раз пел ей татарские песни, Лиза очень просила. Ей наши песни нравились. Слушала их с удовольствием. А теперь, сам знаешь, Лиза работает в райтопе на какой-то ответственной должности. Вроде тоже начальник... Ходит на работу с накрашенными губами, мажется духами. Вот так, парень. Это тебе не шухры-мухры. Хатип попросил Лизу найти гармониста или, на худой конец, певца. А Лиза и скажи: «Те ребята из Нового Актау сами певцы и музыканты — артисты». Вот поэтому начальник райтопа и вызвал меня к себе.
— Куда вызвал, когда? — не веря своим ушам, удивился Рафаэль. — Ты, парень, оказывается, бродишь неизвестно где, тайком от друзей.
— Конечно, я не видел Хатипа самого. Все объяснила Лиза. Она, оказывается, работает недалеко от нашей деревни в лесхозе Старый Барак. Ну, скажу тебе. У нее отдельный кабинет, стол, стул. Захочешь чаю, самовар все время кипит. В углу — кожаный диван. Лиза в коротеньком платье, ходит в туфлях на высоких каблуках «тук-тук», виляет задом. Начальник райтопа, оказывается, наведывается раз или два в неделю. В другое время Лиза — сама себе начальник.
— Ладно, друг, ты мне не о Лизе, а о свадьбе расскажи, — перебил его Рафаэль. — Чья это свадьба? Что, сын начальника райтопа женится на Лизе?
— Я Лизу никому не отдам, — вдруг резко произнес Нурулла. Потом пояснил: — У Хатипа, оказывается, есть сын, непригодный для службы в армии. Не то хромой, не то косой, я так и не понял. Какое мое дело… Вот ему и сосватали семнадцатилетнюю девушку из деревни Киязебаш. Отец девушки погиб на фронте, мать заболела и не встает с постели. И у нее есть пять сестренок, мал мала меньше. Видимо, поэтому девушка и согласилась, раз, мол, отец у парня начальник, хоть сестренки будут сыты. Вот они и хотят тайком справить свадьбу, в лесхозе Старый Барак, где всего пять-шесть изб. Но какая свадьба без музыки — вот и пригласили нас как близких людей.
— Понятно, — сухо заметил Рафаэль. — Другие на фронте кровь проливают, не щадя себя. Готовы за Родину жизнь отдать. И отдают, десятками-сотнями за Родину, за Сталина погибают. А эти... тайком от людских глаз свадьбу решили отгулять... Ты мне, конечно, друг, но я в таком деле не участвую. И не приглашай, и не агитируй, я пас…
Нурулла вдруг сник, хотя до этого был возбужденным и веселым. Он некоторое время помолчал. Но отступать не собирался, надо было любой ценой уговорить друга. Как отступишь? Лизе же он дал обещание, что все будет сделано. С другой стороны начал подход:
— Жениться, строить семью — это не преступление, Рафаэль. Ты, парень, не суди строго. Если даже он и косой, но ведь все равно дитя человеческое. Что отец хочет женить сына — не грех. Не будь войны, возможно, семнадцатилетняя девушка и не пошла бы за такого. Каждому хочется жить и у каждого свое понимание этой самой жизни. Семья, если хочешь знать, друг мой, будущее нашей страны. Я об этом читал в газетах. Так что вот так, таким образом, — завершил он свою речь словами Хатипа.
От этих слов, естественно, они оба улыбнулись. Нурулле удалось смягчить друга.
— Мы ведь не певцы, ты подумал об этом? Как увидел Лизу — застило тебе глаза, и ни о чем другом и думать не можешь.
— Почему же не думал, очень даже думал, — решительно возразил Нурулла. — Во-первых, мы втроем умеем петь. Мало мы пели на лесозаготовке?! Во-вторых, Фарваз умеет играть на отцовской гармошке. Ты хорошо играешь на мандолине. У Риджала есть тростниковый курай. Лябип будет хлопать в ладоши, да к тому же умеет сносно плясать, кувыркаться в пляске. А я возьму пару ложек и буду на них играть. Вот увидишь, здорово все получится у нас!
— А вдруг станем посмешищем...
— Раз свадьба — люди должны смеяться, радоваться. Свадьба бывает один раз.
— Лиза совсем заморочила тебе голову. Есть еще и другая щекотливая сторона вопроса. Об этом тоже нельзя забывать. В чем мы пойдем на свадьбу? Мне не в чем. Да и у других, думаю, тоже...
— Мы — лесорубы. Так и будем называться: «Лесорубы». Значит, и одежда, как у лесорубов. Так что, вот так, таким образом. Договорились?..
— Ну, раз так, будем считать, что договорились.
И они ударили по рукам.

Тихо, без шума и гама началась свадьба в назначенный день, в назначенный час. Со стороны девушки была восьмидесятилетняя бабушка. И со стороны жениха приглашены только самые близкие родственники. Никто, даже близкие соседи не знают о свадьбе. Начальнику райтопа не нужны лишние пересуды. Он человек партийный, поэтому хорошо знает, чем это может кончиться. Не только увольнением, за такие вольности запросто можно и головы лишиться.
Здание лесного хозяйства было просторным, теплым и тихим. Окна закрыты плотными занавесками. На почетном месте, в центре стола, сидят жених и невеста. Они время от времени робко и изучающее поглядывают друг на друга. Раньше, видимо, не были знакомы, только здесь и сегодня их представили.
Сын начальника райтопа оказался, избави бог, косым, если один глаз смотрит на восток, то другой — на запад. И все же малый не унывает, держится гордо, большей частью смотрит в потолок. Ему, видно, так удобнее. Он хорошо одет. Понятно, волнуется, часто шмыгает носом. Ростом не отстает от других, обе руки и обе ноги на своих местах — завидный, нарядный жених.
А девушка... Взгляда не оторвать — так красива и мила. Как олененок нежна, свежа, как только что распустившаяся розочка, чиста, как роса на листочке земляники. И имя по ней — Зайнап. Видно, что Зайнап сама решила свою судьбу — не сидит несчастной со слезами на глазах, или как человек, уронивший топор в воду. От судьбы ведь не убежишь. Желая подобрать ключ к сердцу жениха, частенько устремляет свой красивый и теплый взгляд на него.
Возможно, этот взгляд придал жениху смелости. Восхищенный ее красотой, он радостно улыбнулся. А кому не идет улыбка...
Самым счастливым человеком на свадьбе была жена начальника райтопа. Ее платье и шаль напоминали оперенье попугая. Да к тому же она такая высокая и толстая, что из нее могло бы получиться, как минимум, три Хатипа. Счастье на ее лице могло бы осветить всю комнату. Она очень довольна невестой. Надо же, какую девушку нашел отец, ничего не скажешь, глаз у него на этот счет наметанный. Он вообще неравнодушен к красивым женщинам. Видимо, этим своим качеством немало досаждал ей, немало мук пережила она из-за ревности, но что поделаешь, в жизни за все приходится платить.
Каждый человек на свадьбе был для нее источником радости. Только вот эта самая молодая марийка со стройными ножками в сапожках да торчащими грудями портила ей настроение. Кто она такая, что важничает на свадьбе ее сына?! Ходит прямо как хозяйка и все вокруг Хатипа ее крутится…
Марийка — это, конечно, Лиза. Она еще нет- нет, да подходила к ее мужу и, тыкаясь в спину своими грудями, что-то шептала ему на ухо. А тому только того и надо, вон каким блудливым взглядом провожает ее. «Пусть смотрит», — утешала она себя. Ведь женщины всегда неравнодушны к начальству.
Она, к счастью, не знала, где и кем работает Лиза. Знай она — упала бы как подкошенная. Ладно уж, пусть пока не знает.
Хотя столы по тем временам и были богато накрыты, но свадьба долго не могла оживиться. На столах водки не видно, но мужики и тут не растерялись. Один закуток прикрыли занавеской и друг за другом пропадали там, затем выходили, облизываясь. У них носы успели принять цвет вечернего заката, и разумеется, неспроста. Но Хатипу повезло больше, чем гостям. Чуть что, он исчезал за занавеской.
Понятно же, вся тяжесть по развлечению гостей легла на плечи матери жениха. Боясь, как бы гости не ретировались, она решила развлечь их песней:
Ах, в степи, в степи, в степи
Мак на каждом на шагу.
Пойте, пойте, а то вряд ли
Мы сойдемся на лугу.

Однако песню не подхватили. Видимо, не отважился никто присоединиться к ее тонкому, горькому, писклявому голосу. А она, не имея ни голоса, ни слуха, считала себя певуньей. Что поделать?! Все жены начальников о себе высокого мнения. И она, ничуть не сомневаясь в своих способностях, продолжила писклявое пение:

                   Журчит родник, с утра заледенев,
Во льду стоит прибрежная трава.
У нас жених — красив, силен как лев.
Ну, а у вас невеста какова?

Слишком поздно поняла, что поставила невесту в неловкое положение. Ведь песня требует ответа, а отвечать некому. Старушка, сидевшая в уголке, перебирая четки, видимо, была глуховата, даже не шелохнулась. Поют, не поют, ей было безразлично.
Как раз в этот момент в очередной раз вышел из-за занавески Хатип. Вдохновленный пением жены, и конечно же, еще и принятым на грудь, он запел плясовую.

       Горбатый мост над Агиделью несравненной,
Он схож с моей женою незабвенной...

Песня оборвалась на полуслове. К нему тут же подскочила жена со сжатыми губами и с кулаками.
— Кто горбатый?.. Ну-ка, скажи, кто горбатый? Я тебе дома покажу, кто горбатый, кто стройный. Я быстро сгорблю твою прямоту, сутулость выпрямлю!
— Да не щипайся ты, насажаешь синяков на заднице, — отпрыгнул в сторону начальник райтопа. — Из песни слов не выкинешь. Я просто решил подпеть тебе...
И тут же, что-то вспомнив, хлопнул в ладоши.
— Чуть не забыл. Ведь на свадьбу приглашены артисты. Лиза... Лиза, ну-ка зови их.
Лиза, словно только и ждала этого, красиво виляя бедрами, поплыла в другую комнату.
Жена Хатипа внимательным взглядом проводила ее ноги, походку, конечно же поняла, как не понять, кому предназначалась эта походка, эта поступь. Она даже не сменила выражение лица, когда вернулась Лиза с ребятами.
Все внимание гостей было приковано к вошедшим. Они были удивлены. Первым вошел Рафаэль, неся хорошо отточенную пилу. За ним — Нурулла, Фарваз, Риджал и Лябип. У них в руках — топоры, а на кончиках топоров небольшие полена. В латаных штанах, в выгоревших от солнца и пота рабочих рубашках. На ком-то шляпа, на другом — фуражка, а кто и в тюбетейке. А Нурулла, где только он достал, пристроил на голову соломенную шляпу, которую редко встретишь даже у стариков-марийцев. Лесорубы встали напротив побеленной печи. Кто-то сел на полено, которое принес. Они быстро достали из-за печи гармонь, мандолину. И пока гости разглядывали их, заиграли весело и споро. Рафаэль играл на мандолине. Фарваз растянул изрядно постаревшие меха гармони. То ли он играл неважно, то ли кнопки запали, гармонь скрипела во всю. Риджал заставил петь свирель, Лябип гудит на кубызе8. А Нурый сам бьет в ложки, сам дирижирует, пританцовывая, да еще и запел:

                               Мы ребята из Актау,
Мы без самомнения,
Вслед нам девушки глядят
Не без вожделения.

                               Степи, в них полно озер, –
Это наши все края.
У девиц язык остер,
Как у соловья.

Гостям песня понравилась. Вначале они сидели тихо, а потом не только хлопали в ладоши, но даже пританцовывали сидя.

                               Улицу пересекал
И споткнулся, что ли?
Отчего ты желтым стал –
Соскучился, что ли?

Гости все больше смелели и оживлялись. Начали даже подпевать. Вдохновленный Нурулла теперь руководил не только лесорубами, но и гостями. Поет, пляшет, да и про ложки не забывает. Из-за такого усердия ложки из дерева раскололись и выпали из его рук. Это были две последние ложки в их доме, которые он взял у матери без спроса. Как оправдается перед матерью? А пока не до этого, провались пол или рухни потолок, он не мог остановиться — вон, как они взвихрили всю свадьбу! Плясал, пел, играл наш Нурый. И, конечно же, не забывал, что с него, не моргая, не сводит глаз красавица Лиза.

                               Сердце так и так горит,
Отчего, я не пойму.
Видно, надобен пожарник
Неумному ему.

Степи, в них полно озер, –
Это наши все края.
У девиц язык остер,
Как у соловья.

Оживился и жених. Он толкает вбок невесту, мол, глянь на парней, даже притопывает. Энергичная песня так захватила гостей, что они, сидевшие как бревна, повскакали с мест. Улыбка осветила лицо невесты, в такт она поводила головой и подпевала. Мужики забыли дорогу к занавеске.
Заплясали пары. Самое поразительное, что жена начальника в пылу песни и пляски схватила Лизу и закружилась с ней.
Когда песня кончилась, гости усталые от пляски расселись по местам, Хатип, вспомнив, что он хозяин, заговорил:
— Дорогие гости, — он высоко поднял руку. — У меня сегодня счастливый день! Вы пришли разделить со мной мое счастье! Спасибо вам! Сегодня мой любимый сын женится. Они с Зайнап создают новую семью. А семья, дорогие мои, — основа нашей социалистической родины — СССР. Давайте пожелаем им вырастить сыновей и дочерей, готовых защитить нашу страну. Ур-ра, товарищи! Так что вот так, таким образом, сын Миргазиян! С сегодняшнего дня берешься за дело...
Но никто не поддержал это «Ур-ра», кроме Миргазияна. Он, воодушевленный речью родителя, всколыхнулся и по примеру отца поднял вверх кулак.
— Что, сынок, хочешь сказать... — произнес отец.
Парень взглянул на мать.
— Давай, давай, сынок! Говори, скажи, мой красавец! — подбодрила она.
Миргазиян вскочил с места. Но молчал — то на мать взглянет, то на отца. Мать глазами указывала на невесту, скажи ей что-нибудь. Но парень не понимал ее.
— Теперь, сынок, будешь жить, не оглядываясь на родителей, — решил сгладить положение отец. — Теперь у тебя появятся дела, где родители — не советчики.
Понял парень или нет — не ясно. Но ответил:
— Ну, с этим справимся, — и счастливо улыбнулся во весь рот. И, повернувшись к невесте, подмигнул: — Так ведь, Зайнап?! Пока еще не начали, а как начнем...
Девушка покраснела. Видимо, она подумала, куда я попала? А жених, улыбаясь все шире, продолжил:
— Спасибо тебе, папа. Хорошую жену мне нашел. Она мне нравится. И Родине не задолжаем. Прямо сегодня примемся за дело, так ведь... — запнулся он. Не мог вспомнить имя невесты.
— Зайнап... Зайнап, — подсказывали ему слева и справа. Но он не обращал внимания, пока мать не подошла сзади и шепнула, что невестино имя — Зайнап.
— Да, — проговорил он, будто поймал птицу счастья. — Зайнап. Моя жена — Зайнап.
— Садись, — сказала мать. И, нажав на плечи, прижала сына к стулу. Потом, как ни в чем не бывало, обратилась к гостям: — Дорогие гости, давайте споем для нашей Зайнап.
«Лесорубы» тут же затянули: «Ах, моя красавица Зайнап...»
В моем саду у каждого цветка
Всего один лишь корешок имеется, –

затянул густым басом Рафаэль. В отличие от других, он знал и слова и мотив этой песни, очень любил ее и всегда, оставшись один, напевал. Песню подхватили друзья. Она всколыхнула и сердца гостей, словно гул леса, словно шум волны.

               Ах, лето ясное мое — Зайнап, –
Пусть над тобою тучи все развеются.

Песня звучала хорошо, вернула гостям дух праздника. И только невеста была не в состоянии слушать и понимать слова, посвященные ей... Что делать — судьба! Говорят же: от судьбы не уйдешь!.. Она старалась думать о больной матери, о голодных сестренках — не о себе.

               На Зайнап смотрю — и не насмотрюсь, –
Глаз не отвожу: сглазить я боюсь!
Ах, лето ясное мое — Зайнап, –
Пусть над тобою тучи все развеются.

Короче — свадьба удалась. Молодуху и парня, как и было решено заранее, проводили в соседний дом.
Пьяный отец, долго не думая, похлопал по плечу уходящего сына и вслед вульгарно подмигнул:
— Смотри, сынок, не подкачай там. Понял или нет…
— Сказал же, не подкачаю. Определенный опыт имеется, — улыбнулся тот, гордо и без тени стеснения, за руки ведя свою невесту.
Жена начальника райтопа ушла вместе с молодыми и больше не вернулась к гостям, видимо, осталась подле молодых. Ведь жениху или невесте могла потребоваться ее помощь...
А Хатип, почуяв волю, совсем не выходил из-за занавески и, что естественно, окончательно опьянел. Он уже безо всякого стеснения пытался обнимать Лизу. А она не сердилась, не отталкивала его, но и не давала ему воли, каждый раз ловко, как рыба, выскальзывала из его рук. Наконец, когда он в очередной раз вышел из-за занавески, два здоровых парня, понятно же что один из них был Нурулла, вынесли и положили его в телегу. Его увезли. Гости разошлись. Лесорубы направились в свою деревню. И совсем не удивились, что среди них не оказалось Нуруллы. Видно, его задержала Лиза, чтобы помог навести порядок в доме…
Вот так и прошла свадьба. О ней вскоре забыли. Но в районе заговорили о «Лесорубах» из Нового Актау. Их стали зазывать в соседние деревни. Своим пением они утешали женщин, ничего не знавших, кроме тяжелого труда, горя и печали, и инвалидов, вернувшихся с войны. Они с удовольствием пели и плясали не только в клубе, но и на зерновом току. В Каранской средней школе все торжественные мероприятия начинались и кончались их выступлениями. Слава — она, как талый снег, быстро течет, и о ребятах заговорили в округе. Вскоре их стали приглашать и во временный госпиталь на железнодорожную станцию. Раненые, отправляющиеся на Урал и в Сибирь, кричали им «браво» и хлопали, не жалея ладоней. Татарские и башкирские песни слушали с удовольствием. Просили русских песен. Надо честно признаться, а вот русских народных песен они почти не знали. Кроме «Катюши» и «Темной ночи», конечно. Вот так дело, начавшееся с баловства, стало довольно результативным. И ребята из Нового Актау чуть не стали профессиональными артистами...