Взлететь бы мне птицей...

Глава 7

В 1944 году летом они опять рубили лес. Но каждое утро перед отправкой в лес они проходили мимо ворот почтальона. Они совсем извели Хадичу-апай, которая работала почтальоном: «Мне повестки нет?.. Не пришла мне повестка?» На эти вопросы был один ответ: «Нет».
Им надоел этот ответ. Тогда они стали надоедать ей: «Хадича-апай, может быть, потерялась наша повестка». У нее тоже кончилось терпение: «Вы меня вконец извели! Утром и вечером одно и то же. Я, голубчики, хожу на почту два раза в неделю. Каран — не ближний свет, поэтому я не могу бегать туда каждый день. Пешком туда и обратно — нелегко. Если придет, то куда денется — сама принесу вам на дом...» — успокаивала она.
Когда они уже потеряли надежду и стали ходить в десятый класс, пришла повестка Рафаэлю. Нурулла с Фарвазом были на несколько месяцев моложе его, видно, и решили, пусть немного подождут.
В считаные дни Рафаэль успел сдать экзамены за десятый класс и получить аттестат.
Плаксивой и грязной осенью 1944 года, точнее, 17 октября, с заплечной котомкой, сшитой из мешковины, он вышел в путь. До деревенских ворот с плачем его провожали мать и оба брата — Рим и Нур.
— Хватит, дальше сам пройду. Мне нужно быстрей, а то могу опоздать, — сказал Рафаэль. — Солдату нельзя опаздывать.
— Сынок, береги себя. Пусть тебе встретятся только хорошие люди. Прощай. Будь жив-здоров, — напутствовала Хафаза-апай, всю ночь не сомкнувшая глаз. Она постирала одежду сына, зашивала, чинила. Расчувствовавшись, она кончиками пальцев погладила сына по бритой голове. Хоть Хафаза-апай жила заботой о своих детях, но не выказывала им своих чувств. Вообще, у наших татаро-башкирских матерей и отцов не приняты поцелуи и объятья при встрече и прощании.
Рафаэль похлопал по спине вначале мать, затем братьев, резко повернулся и споро зашагал прочь. Он боялся расплакаться, так как ком застрял в горле. Ему очень хотелось оглянуться, но он заставил себя не делать этого. Но, дойдя до леса, не выдержал, остановился и оглянулся. Он увидел мать, которая, обняв столб ворот, опадала вниз, и в мыслях мелькнуло: «Мама плачет». Затем взгляд выхватил Нура и Рима. Они, хлюпая по грязи, бежали за ним. Вот Нур поскользнулся и упал. Но быстро поднялся и побежал за Римом.
Он подождал братьев. Открыв котомку, отломил от хлеба, который мать дала ему в дорогу, два ломтя и каждому дал по куску. Еще раз погладил их по спине.
— Все, возвращайтесь. Успокойте маму, пусть она не плачет. Теперь вы в доме самые главные, помогайте маме, берегите ее, — крикнул им вдогонку.
— Ладно, все будем делать сами, — ответил Рим. — Не забудь привезти нам красные звездочки, чтобы приколоть к фуражке.
— И мне нужна звездочка, — вторил ему Нур. — А еще и солдатский ремень, хорошо, абый…

Из Буздяка тем же вечером, погрузив в товарные вагоны, их отправили в Уфу. Около сорока парней, которым только-только исполнилось семнадцать лет, в холодном вагоне, с соломой по полу, собирались, как утята, в группки и сидели, согнувшись. Они были из деревень, из разных школ. В вагоне чаще раздавался кашель, нежели разговоры. Для многих ребят это было первым расставанием со своей деревней. И каким расставанием! Через неделю или десять дней они попадут на фронт, на передовую. И кто знает, что их ждет — жизнь, смерть... Хоть и заставляют себя не думать об этом, не получается. Вот они и сидят грустные.
Все мысли Рафаэля возвращались к родным местам. Стоило ему задремать — перед глазами вставала родная деревня. А ведь как он спешил попасть на фронт, с каким нетерпением ждал этого дня! А теперь деревня, родные, леса и луга Нового Актау не отпускают его. Что там делают Нурулла, Фарваз? Возможно, грустят о нем а, возможно, зависть царапает им душу. Что не говори, а Рафаэль едет на фронт. Возможно, эта весть дошла и до Асии. Как-то странно вышло, что он не простился с ней. Нельзя сказать, что они были влюблены, но ведь их тянуло друг к другу. Окончив десятый класс, Асия стала работать продавщицей в деревне Сабай. Асия — красивая девушка, да еще в магазине работает, парни, наверно, увиваются за ней. Она, наверно, уже давно забыла его и, скорее всего, даже не вспоминает о нем. Да ладно уж, прошлое прошло. Погоди-ка, почему он вдруг предается грустным мыслям?.. Не думать бы о доме, о друзьях, но что делать, думы не отпускают его...
Поезд трясся и скрежетал, останавливаясь у каждого телеграфного столба, наконец, ранним утром добрался до Уфы. Их строем повели в республиканский военный комиссариат. Все они были в старых бешметах и латаных телогрейках, но когда шли строем по улице, каждый прохожий останавливался и внимательно оглядывался на них. Эти взгляды ободряли, придавали силу ребятам, которые, не сомкнув глаз, всю ночь тряслись в товарном вагоне.
В военкомате дело началось с проверки здоровья. Было очень неловко предстать перед молодыми городскими девушками в белых халатах в чем мать родила, но ничего не попишешь, приходится смириться перед солдатской дисциплиной. Их всех бритвой побрили наголо. Вообще-то ребята из татаро-башкирских деревень лохматыми не бывают, они и так побриты, но раз таков порядок, их тоже заново, повторно побрили.
И, наконец, когда наступил полдень, их впервые покормили обедом. Конечно, это не мамина была лапша, но когда в желудки попала горячая пища, стало веселее. У них развязались языки. Они стали знакомиться, раздавался смех, даже стали шутить.
В тот же день у будущих солдат, построив их в две шеренги, поинтересовались: в каких частях хотели бы служить. Для военного времени это покажется странным, но, если вспомнить, что это был конец 1944 года, то вполне объяснимо. Конечно же, не один Рафаэль, а каждый второй парень мечтал стать летчиком. То ли вняли его просьбе, то ли по иной причине, но определили в Чкаловское военное летное училище.
А в училище никто не слушал о твоей мечте. В ближайшее время, оказывается, в армию должен поступить новый тип самолетов. Летчиков хватает, а вот штурманов — нет. Конечно, эта весть не обрадовала Рафаэля. Улучив момент, он на своем ломаном русском языке обратился к командиру роты.
— Товарищ капитан, я мечтаю стать летчиком.
Капитан не удивился. Каков вопрос — таков ответ.
— Мечтайте, курсант. Мечтать не запрещено, — сухо ответил он.
— Будучи военным летчиком, я бы принес больше пользы. Товарищ капитан...
— Разговорчики... Курсант, ты же не у бабушки на печке сидишь.
— Очень хочется стать летчиком. Я с детства только об этом и мечтал…
Капитан смягчился.
— Идет война. А мы все — солдаты. Во время войны нет понятий: «мечта», «желание». Есть одно: «нужно для Родины». Понятно, курсант! Как фамилия?
— Курсант Смаков. Понял, товарищ капитан.
— Я тебе вот что скажу. Штурман на самолете — самый главный человек. Он — хозяин самолета. Летчик — шофер. А штурман — навигатор. Это — интеллигент, который должен работать головой, курсант Смаков. В штурманы мы берем самых-самых здоровых ребят и с хорошими отметками, если хочешь знать, курсант Смаков.
Вот и весь разговор. Хоть в душе и не погасла надежда стать летчиком, но вновь затевать разговор Рафаэль счел неуместным. Смирившись со своей судьбой, он усиленно начал изучать секреты штурманского дела. А в письмах в деревню повторял слова капитана: «Штурман — хозяин самолета. Летчик — шофер. А штурман — навигатор, интеллигент, работающий головой...»
Возможно, кто-то воспринимал это как хвастовство. А Рафаэль, повторяя эти слова, успокаивал сам себя. Ведь его большая мечта детства — стать летчиком, бороздить голубые просторы — не забывалась, а, напротив, только усиливалась день ото дня. Учебу на штурмана он счел очередным этапом в осуществлении своей детской мечты. Однако этот путь для него оказался слишком извилистым и сложным. В такой степени сложным и запутанным, расскажи кому — не поверит.
Семнадцатилетний парень, добровольцем ушедший на фронт, чтобы встать в ряды защитников Родины, встретил День Победы в городе Чкалове, в училище, готовившем военных штурманов. Это бы куда ни шло, а самое обидное — в мае 1946 года был получен приказ министра обороны СССР о закрытии чкаловской школы штурманов. Этот приказ поразил курсантов как гром среди ясного неба. А как же иначе! Они мечтали: вот-вот окончим учебу и начнем служить в частях военной авиации, начнем летать на новейших моделях самолетов. А тут на тебе! Кто придумал для них такое наказание?! Рафаэль долго маялся, не зная, что делать. Он даже на некоторое время перестал писать родным и друзьям. Ни с кем не хотел делиться своим горем. Да никто бы ему и не поверил. Сочли бы, что выгнали за неуспеваемость. Вот чего он боялся.
Многих курсантов разбросали по военным частям дослуживать солдатский срок. А отличников учебы пристраивали в другие военные училища. Рафаэль Смаков попал в Серпуховскую школу механиков военной авиации. Троих курсантов в Серпухов провожал их командир капитан Буданов.
— Знаю: тяжело вам. А нам — вас учившим офицерам еще тяжелее, — успокаивал он, пожимая им руки. — В армии приказ министра должен исполняться. Он не обсуждается.
— Да, понимаем. Служим Советскому Союзу, — ответили курсанты.
— И все же вы счастливее других — остаетесь в авиации. Знаю, вы — беркуты, рожденные для полета. Я, как мог, старался помочь вам. А все остальное уже зависит от вас самих, — сказал Буданов. Тут он по-отцовски взглянул на Рафаэля. Видимо, капитан не забыл об их разговоре.
В Серпухове они до августа 1947 года, точнее в течение пятнадцати месяцев, осваивали новую профессию. И в августе сержанта Смакова отправляют в Румынию, еще не уставшую от военной суматохи. Там он служил старшим механиком — готовил к полету военные самолеты. Это были напряженные годы. Румыны считали советских солдат не освободителями, а захватчиками. То в одном, то в другом уголке Румынии возникали отряды сопротивления, типа партизанских, и вели они необъявленную войну против советских частей. До конца 1947 года Рафаэлю пришлось участвовать в кровопролитных сражениях с оружием в руках. Но упоминать об этой войне с румынами в те годы категорически запрещалось. Даже после уничтожения этих отрядов отношения между двумя странами остались напряженными. Стоит ступить за пределы воинской части, окруженной колючей проволокой, считай, ты подставил себя под удар. Местное население может не только избить, но и убить. Можно подумать, что всю военную разруху и нищету румынам принесли солдаты страны Советов.
Поэтому всем нашим военным было строго запрещено выходить за пределы воинской части. И не только это. Была запрещена всякая связь с родиной, даже переписка с родными... Почему-то та ситуация, сложившаяся в Румынии после завершения войны, и откровенно негативное отношение румын к солдатам-освободителям не должно было стать объектом гласности. И делали из этого самую строгую военную тайну.
А жизнь у военнослужащих была очень однообразной и тяжелой. Клуба — нет, библиотеки — нет. Никаких увеселений, даже о радио мечтать нельзя. Если и покажется какая-то женщина, то только там — за колючей оградой. И так каждый день, новый день не обещает ничего нового. Куда ни глянь, всюду знакомые лица: летчики, механики и солдаты. Возможно, летчикам не так было тяжело. Они обладали счастьем пересекать голубые просторы. А механик — на земле, целыми днями копается в железках.
Стоило услышать слово «самолет», Рафаэль оборачивался, точно его окликнули. Самолет — самое больное и уязвимое место Рафаэля. Если спросить, что неустанно беспокоит и гнетет душу — те самые военные самолеты... Временами ему было так тяжело видеть, как самолет, грохоча, отрывался от земли и взмывал вверх. Вот уже сколько лет он вникает в эту железную птицу. Вначале освоил профессию штурмана, но когда приблизилась пора получения диплома, как назло, ликвидировали училище. Сколько усилий и надежд — все на ветер. Словно выгнали на улицу — иди, куда хочешь. Затем выучился на механика. Теперь он знает каждый винтик, каждый шуруп в этих самолетах. А за штурвалом не он, а другие. Сколько мечтал, сколько он бессонных ночей провел, но тем не менее ни разу еще не удалось подняться в небо. Он с утра до вечера занят подготовкой самолета, проверкой его механизмов, а летит в голубые просторы другой. Когда самолет, набирая скорость, несется по бетонной дорожке, отрывается от земли и взмывает вверх, словно птица, сердце его бешено колотится. Будь он крылатой птицей... Эх, а он только смотрит, как летают другие. Кто выдумал, и кто предрек ему такую судьбу?!
Но он, несмотря на то что подобные переживания грызут его денно и нощно, никому не раскрывал своего сердца. Когда видел нерадивость пилотов, их попытки из-за пустяка увильнуть от полета, он сердился. А если летчик любил свое дело и обменивался своими размышлениями с коллегами, то он, забыв обо всем на свете, старался впитать в себя каждую дельную мысль. Умелые летчики тоже тепло относились к нему. Фраза: «Самолет к полету подготовил старший механик Смаков», — служила для пилотов гарантией их целостности и невредимости.
Как-то с ним заговорил командир эскадрильи знаменитый ас капитан Вобликов.
— Рафаэль, я давно наблюдаю за тобой. Можно задать вопрос?
— Слушаю, Александр Иванович. Готов ответить не на один, хоть на десять ваших вопросов.
— Ответь, только честно, ты мечтал стать летчиком?
Вопрос прозвучал неожиданно. Он ведь никому не рассказывал о своей затаенной мечте. Будь кто другой, он не признался бы. Но ветерана войны, кавалера нескольких орденов, знаменитого летчика-испытателя, он не хотел обманывать.
— Товарищ капитан, не только мечтал, даже сегодня брежу небом. Однако мечта моя улетает и улетает, никак не дается в руки...
Он смутился от своего бесхитростного ответа и как-то робко улыбнулся. В его черных глазах из-под густых черных бровей показались проблески слез. Странное и напряженное лицо у молодого здорового парня. Губы пытаются улыбнуться, а глаза полны жгучих слез. Как в природе: солнце светит и в то же время идет дождь, тогда в народе говорят — солнечный дождь идет.
— Почему не пошел в летное училище? Здоровье не позволило или не смог поступить, — продолжал интересоваться капитан.
— В военкомате в заявлении я написал: «Хочу стать летчиком и служить в авиации». Вначале учился на штурмана, потом стал механиком. Никто не хотел прислушаться к моим словам: «Хочу быть летчиком», товарищ капитан. «Ты — солдат, куда прикажет Родина — туда и пойдешь», — так заткнули мне рот.
— Это — правда. Половина призывников хотят стать летчиками, а оставшаяся половина — танкистами. А вся тяжесть войны ложится на плечи пехоты. От правды не уйдешь, как бы она ни была жестока.
— Вот уже много прошло со Дня Победы, товарищ капитан. А я, вместо того чтобы летать, все еще ползаю по земле.
— Рожденный ползать — летать не может, так говорят. Но это к тебе не относится. Я вижу и чувствую, что ты — сокол, рожденный для полета, старший сержант Смаков. Если надежда твоя не погасла, ты будешь летать. Это — без сомнения. Помяни мое слово, в скором времени будешь летать на новых самолетах, которых мы пока даже не можем представить себе.
Рафаэль понимал, что все это сказано ему в утешение, но слышать это было приятно. Он непроизвольно светло улыбнулся.
— Но как мечту превратить в жизнь, научите, подскажите, Александр Иванович?
— Ты с какого года на военной службе? — вопросом на вопрос ответил капитан Вобликов. — Сколько лет тебе еще служить-то осталось?
— По-моему, я должен служить пять лет. Пока идет только четвертый год.
Капитан почесал висок, покрытый инеем. Ему очень хотелось помочь парню.
— Недолго осталось. Полтора года пройдут незаметно.
— А потом?.. — Рафаэль не сводил глаз с капитана.
— Кончишь службу — будешь вольной птицей. Где захочешь, там и будешь учиться. Твоя воля.
— А вот сейчас, прямо сегодня не могут послать в училище? — нетерпеливо спросил он, ожидая положительного ответа. — Я ведь не бегу от армии, наоборот, хочу всю жизнь посвятить военной авиации.
Капитан задержался с ответом. Как ни хотелось помочь парню, это было не в его компетенции. Сегодня в летчиках недостатка нет, а вот квалифицированные механики наперечет. Лучшей и более востребованной профессии, чем механик, в авиации нет и быть не может.
— Долго ждал, подождешь немного, старший сержант. Придет время, ты обязательно, я не сомневаюсь, обязательно добьешься своего. Таких парней, как ты, поискать надо, — приободрил его.
Вскоре после этого разговора из Центра пришел приказ о выводе их части из Румынии. Капитан Вобликов и старший сержант Смаков подружились. Знаменитый летчик не отпускал от себя старшего механика. Вернувшись в Союз, они продолжили служить вместе в Воронежской области.
В июне 1949 года Рафаэля демобилизовали. Его не хотели отпускать из полка, уговаривали, просили остаться. Но уломать не удалось. И только после этого, дав старшему сержанту Рафаэлю Смакову отличную характеристику для поступления в Борисоглебское авиационное училище, проводили, пожелав счастливого пути.
Рафаэль пять лет не был дома, истосковался по родителям, по деревне. Но разве может он вернуться, не сдержав своего слова, данного перед уходом — вернусь летчиком. Этого не позволяла ему мужская гордость.
В солдатском обмундировании, с солдатским вещмешком он сразу направился в город Борисоглебск, расположенный на востоке Воронежской области. И настоял на своем, хотя и спустя пять лет, счастье улыбнулось ему, он поступил в училище военных летчиков. Правда, случались дни, когда он оставался полуголодным, когда в кармане ни копейки, и все равно он был самым счастливым человеком. Он не ходил, а буквально летал, словно за его спиной выросли крылья. — Осуществилась мечта, которую лелеял он долгие годы. Его мог понять только человек, испытавший настоящее счастье.
Борисоглебское авиаучилище носило имя легендарного летчика Чкалова. Курсантов готовили к управлению новыми реактивными самолетами, образцы которых еще только собирались на заводе. Временами, не только курсантам, но даже преподавателям приходилось ломать голову над новыми схемами. Однако Рафаэлю Смакову удавалось решать эти задачи легче других. Если среди курсантов он был авторитетным старшим товарищем, то преподаватели воспринимали его как единомышленника и коллегу, порою даже советовались с ним.
16 августа 1950 года — один из самых счастливых дней в жизни Рафаэля Смакова. Это день, когда мечта, гревшая его с детства, осуществилась. Он впервые поднялся в голубое небо, и с высоты, которую не могли достичь даже птицы, любовался землей. Правда, рядом сидел пилот-инструктор и полет длился, самое большее, минут десять — пятнадцать. В тот же день он сфотографировался на память. На обороте снимка написал: «Сегодня впервые поднялся на самолете в небо, любовался красотой земли. Этот день — начало моей летной практики и указывает мой путь. Борисоглебск. 16.08.50 г. Рафаэль Смаков». В тот же день фотографию отослал родителям в деревню Новый Актау.
Экзамены он сдавал первым и на «отлично». Поскольку он был первым среди курсантов, ему первому улыбнулось счастье самостоятельного полета. Это тебе не прогулка — сидеть рядом с инструктором. Разве объяснишь обычными словами душевный подъем в эти минуты...
Когда он поднялся в кабину реактивного самолета и сел за штурвал, то не мог справиться с чувствами, нахлынувшими на него. Не мог понять: явь это или сон. Но это были секунды. Он тут же приказал себе: «Не трусь. За каждым твоим движением следят инструкторы, оценивают. Жми, Рафаэль. Покажи, на что способен». Включив двигатель и дав ему прогреметь, он потянул на себя железный рычаг. Стремительно, как птица или, скорее всего, как выпущенная пуля, помчался самолет по бетонной дорожке и взвился вверх, не чувствуя встречного ветра, в мгновение ока набрал нужную высоту. Рафаэль пробежал взглядом по приборам. Уменьшил давление реактора. Самолет, сбросив напряжение, перешел на спокойный рабочий режим. И только тут он вздохнул свободно. Чуть склонив голову, посмотрел вниз. Аэродром остался позади. Внизу — засеянные поля. Холмики и полосы леса. Оказывается, нужно подняться высоко, чтобы увидеть красоту нашей земли. Вон, какая она: бескрайняя, огромная и вольная. А вот некоторым, не понятно почему, тесно на ней. Враждуют, завидуют и толкаются друг с другом. Чего им не достает? Странное это существо — человек, ему все чего-то не хватает, он все тянет на себя, делит, воюет. Чем больше наполняются их карманы, тем теснее становится для них земля. Таких людей — всех кто страдает от жадности и корысти, да и подстрекателей также, нерадивых руководителей нужно собрать вместе, посадить в самолет и послать в голубое небо. Они бы вмиг забыли всякие свои козни и сразу же вспомнили бы про совесть...
Так рассуждал Рафаэль. Его рассуждения кому-то могут казаться наивными и примитивными, но в тот миг он в это искренно верил. Качаясь в колыбели своих мыслей, он чуть свернул с намеченного курса. Но не беда, быстро восстановил свой маршрут, развернулся и полетел назад. Он должен показать свое мастерство: повороты и трюки, маневры, атаки на врага, оборону. Для летчика, особенно неопытного — это сложно. Для выполнения всей программы полета дается точное время — 40 минут. Не больше, не меньше. Ты должен уложиться в этот срок. Только преодолев намеченный маршрут, можно посадить свою ревущую железную птицу на бетонную дорожку. Летчик самое большое волнение и напряжение чувствует, прежде всего, при взлете, когда самолет отрывается от земли. А второй раз подобные же чувства он переживает, когда самолет идет на посадку и начинает свой бег по бетонной полосе. И вот, наконец, остановив самолет у положенной черты, излишне волнуясь, он как-то торопливо спрыгнул на землю и скорым шагом подошел к офицерам, стоявшим в стороне, и начал рапортовать.
Но ему не дали говорить.
— Ну что, не очень страшно было, — прервал его инструктор, похлопав по плечу.
— Какой там страх... Сутками бы летал, товарищ майор, — ответил он и глубоко вздохнул.
— Поздравляю, старший сержант Смаков. Твоему полету смогли бы позавидовать опытные летчики. С сегодняшнего дня можешь считать себя летчиком-истребителем.
— Служу Советскому Союзу.